Майя не только писала вместо Ники стихи, но и подписывала за нее книги, потому что, когда вышел «Черновик», Нике было почти десять лет, и писать она толком, в смысле грамотно, не умела. А дарственные надписи нужно было делать многим известным людям, да и перед неизвестными надлежало выглядеть подобающе. Поэтому Майя «репетировала» будущие надписи от имени Ники, для чего (об этом нам уже известно) писала буквы так, чтобы они соответствовали детскому почерку. Репетировала их и Ника. В качестве примера приведены «черновики» ее надписей поэту Михаилу Дудину, в которых видим знакомые прописные буквы А, Д, Н и Т. А на обратной стороне этого листа – попытки придумать Никину подпись. Поэтому пусть знают счастливые обладатели книги «Черновик» с дарственной надписью, что сделала ее не Ника Турбина, а Майя Никаноркина как полноправный соавтор этой книги. Интересно, что дальше варианта надписи: «Такому-то или такой-то с великой любовью» или просто «с любовью» фантазия у Майи не шла. А ведь по умению фантазировать эта женщина могла дать фору писателям-фантастам.
Но это еще не все. Майя с годами нашла выход из положения: Ника все книги подписывала сама и ставила дату, а Майя вписывала имя и фамилию того, кому дарили книгу. Обратите внимание на дарственную подпись Валентине Дмитриевне, матери Алены Галич: первые два слова явно написаны Майей (ее выдают буквы В и Д), остальные – Никой. Алена Александровна свидетельствует, что Майя надписала эту книгу в ее присутствии, поэтому сомнения здесь излишни. Не знаю только, заметила ли Галич два разных почерка. Обратите также внимание на заметное различие в написании буквы Н у Ники и Майи и почти одинаковое написание ими прописной Т (Майя ее так всегда писала и научила этому Нику, потом, как видите, это пригодилось).
Но вершиной фальсификации является дарственная надпись Татьяне Барской, сделанная одной Майей (см. гл. 9,ч. I). Здесь она себя выдала как нигде: абсолютно все ее прописные буквы – П, Т и Н (дважды каждая), Б и В, не говоря уже о дате, – Ника почти никогда не использовала римских цифр. Кстати, после того мне попала на глаза запись встречи с Барской в начале сентября 2014 года. Тогда она мне показала пьесу «Ника» с автографом Карповой и книгу «Черновик» с автографом Ники, усомнившись в том, что это ее почерк (девочке не было 11 лет); смутило Татьяну Николаевну и то, что в надписи не было ошибок. Вместе с тем, по ее словам, буква Т была такой же, как у Ники. Но нас это уже не смутит – мы-то знаем, что Майя первую букву фамилии дочери умела написать одинаково с ней. Однако, скорее всего, было наоборот – Майя научила Нику писать эту букву так, как писала ее сама, в чем убеждают оригиналы Майиных стихов.
То же самое можно отнести и к дарственной надписи, сделанной Юлиану Семенову на книге «Черновик», хранящейся в его доме-музее в Оливе: почерк и грамотность Майи налицо.
Напомню читателям слова Карповой о Майе, приведенные в главе 8 части II книги: «…она была самоотверженная по отношению к Никуше, которая благодаря Майе стала великой».
Людмила Владимировна не оговорилась, а проговорилась. Может, даже сознательно сказала правду за два месяца до смерти.Лера Загудаева никогда не видела, чтобы Майя писала стихи, но на вопрос: верите ли вы, что Майя могла писать стихи? – ответила не задумываясь, что верит, и добавила: «Она могла рифмовать на лету, ответить в рифму чуть ли не стихотворением». Я сразу же вспомнил, как за год до смерти Майи, когда при встрече у нас зашла речь о ялтинском поэте и археологе Василии Рыбке, она сказала, что пишет он примерно так:
Сказано это было с ходу, такая мгновенная импровизация. Я тогда лишь улыбнулся и подумал, как легко Майя срифмовала две строки, не могла же она это сделать заранее. Это был единственный за семь лет нашего общения случай, когда Майя выдала себя.
Таблица 5