Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Это сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что пьеса слабая, и, если из нее исключить стихи Ники, а их там целых 33, то в ней почти ничего не останется; пьеса эта, по сути, была своего рода репетицией к написанию дневниковых записок. Как всегда, весьма интересно мнение Елены Камбуровой: «Я сомневаюсь, что бабушка писала стихи за Нику. Судя по тому, как она написала пьесу, не мог этот человек так даже мыслить, даже подделаться под это детство».

Я заметил, что многие из тех, с кем я встречался, осторожничали с высказыванием своих мнений, не открывались до тех пор, пока не слышали моего. И тогда их прорывало. Так было и при встрече с Еленой Авдеевой, которая тактично спросила меня о пьесе «Ника», а услышав ответ, с облегчением вздохнула: «Не могу о ней (пьесе. – А.Р.) и слова доброго сказать. А вот о вас Людмила рассказывала часто и очень тепло. Я не однажды от нее слышала, что весь архив Ники должен быть передан вам». Возможно, если бы так произошло, какие-то мои выводы были точнее, но, уверен, лишь подтверждены, а не опровергнуты. К счастью, значительная часть архивов семьи Никаноркиных-Карповых-Торбиных хранится у меня, и некоторые из них еще ждут своего открытия.

Пьеса прошла незамеченной и нигде поставлена не была. Пресса тоже обошла ее молчанием. Появилась лишь одна статья, автор которой Марина Корец упрекает Карпову в том, что о взрослой Нике у нее не сказано ни слова. «В пьесе Ника погибает непорочным ребенком, не успев повзрослеть и наделать ошибок, – пишет автор статьи. – Всемогущей волей творца Буль… вымарывает из реальной жизни Нику-женщину, так и не дождавшуюся настоящей, взаимной, спасительной любви, оставляя лишь Нику-поэта. Пятнадцать лет, как не бывало…»

Когда журналистка попыталась встретиться с Карповой, последняя с Майей обвели ее вокруг пальца: Майя позвонившей в условленный час Корец сказала, где ее ждет Карпова, во что она одета и велела поторопиться. Естественно, в обозначенном месте Карповой не оказалась, а на последующие телефонные звонки никто не отвечал. Но журналистка оказалась настырной и пришла на Садовую, 28, чтобы выяснить, почему Никины родные после ее гибели сменили квартиру, хотя в интервью местной газете обещали сохранить комнату Ники в первоначальном виде. «Это было похоже на бегство, – рассказала пожилая соседка Татьяна Антоновна. – Я как прочитала бабушкину пьесу, так чуть в обморок не упала – зачем так искажать действительность? Нику очень любили в доме, она была светлым, ласковым, добрым ребенком. Мы гордились ею. И жалели… Родные ей достались… своеобразные. У ребенка астма, бессонница, а мать с бабушкой сигареты смолят без передышки, дома кавардак, бутылки».

Что касается постановки пьесы, то единственную попытку в этом направлении предприняла в Ялте Тамара Векшина. «Мне не все Никины стихи нравились, – говорит Тамара Егоровна, – какие-то я принимала, какие-то нет. При постановке пьесы я как режиссер кое-что изменила – в соответствии с тем, как видела ее. На репетицию должна была прийти бабушка Ники. Я собрала людей, и мы на сцене ждали ее. Она пришла, посмотрела и сказала: “Это не так и то не так, а это вообще не так”, на что я заметила: “Тогда режиссируйте сама. Чего же я буду делать так, как вы хотите, если вижу по-другому?!”» Векшина также рассказала мне, что актриса, которая в этой пьесе должна была играть Нику, попала в Москве под поезд (мистика и только!), после чего Тамара Егоровна окончательно отказалась от постановки «Ники».

Хотите верьте, хотите нет, но за пьесу «Ника» Карпову приняли в Союз писателей России. Здесь подсуетился Александр Павлов, сделавший много для увековечивания памяти Ники[334]. Он добился приема Людмилы Владимировны в СП России за – будем честными – посредственную пьесу, вместо того чтобы то же самое сделать для Ники за посмертный том ее произведений. Пожалуйста, ознакомьтесь с рекомендацией, которую Павлов выхлопотал у И.П. Мотяшова[335]:

В приёмную комиссию Союза писателей России

РЕКОМЕНДАЦИЯ

Трагическая судьба феноменально одарённой девочки-поэта Ники Турбиной общеизвестна. Десятки прижизненных и посмертных статей, телевизионных передач, издания собственных Никиных стихов… Факты всюду одни, но интерпретации разные. Версии необычайного взлёта, оборванного трагедией, порой взаимоисключающи.