Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Больше чем уверен, что Карпову приняли в Союз писателей не за откровенно слабую и незаслуженно превознесенную в рекомендациях пьесу, а за то, что она бабушка Ники Турбиной. Тогда надо было бы также принять в СП Нику, Майю и Светочку. Хотя зачем им это нужно на небесах?! А на земле союзов писателей – пруд пруди, и цена членства в них – ноль. Только вот ежели приняли бы Нику, Майя Анатольевна не менее взволнованно (и справедливо!) произнесла бы: «Мама, этот писательский билет не только Никушин, они сейчас приняли в союз и нас с тобой».

До сих пор не забыл своего первого впечатления от записок. Мне тогда показалось, что это прекрасные белые стихи, как, например, «Не надо новых слов, они не существуют. Есть только новый взгляд на старые слова» или «Когда ушедших дней ловлю воспоминанья и черпаю со дна остатки слов…». Своего рода прозаические миниатюры, дополнения к стихам Ники и нашим представлениям о ней, уже взрослой, размышляющей о современной жизни, любви, творчестве, взаимоотношениях между людьми, отношении к Богу. Хотя записки были разноплановы, в них, как и в стихах, присутствовал свой стиль. Не могу удержаться, чтобы не процитировать некоторые из них:

В рамках висят на стенах прожитые годы; В зеркало гляжу. Деваться некуда: я работала, а время трудилось; Я счастлива, как тысяча прекрасных сорванцов; Лепила себя из глины. Прошли года – песчинки остались; Соберемся и споем песенку: “Жил-был у бабушки серенький козлик…” И станет ясно, кто из нас козлик, а кто волк. Волк не будет петь, он сыт.

Мне и сейчас, спустя десятилетие с лишним, нравятся эти слова, да и другие тоже. Вот только не нравится еще один грандиозный обман родных Ники, к которому я, как издатель, невольно оказался причастен: минимум половину записок, а то и больше Ника не писала. Да, дорогие читатели, повторяется история со стихами. Я это не просто констатирую, а предметно докажу.

На самом деле история с записками такова. Специально дневниковых записей как таковых Ника не вела, просто время от времени в разных местах, на листках или клочках бумаги, не исключено, что в блокноте или тетради, фиксировала свои мысли, не всегда вспоминая о них потом. Ни в какой ящик она эти записки не бросала, тем более не везла их из Москвы в Ялту, чтобы там бросить в него. Подтверждает мои слова Татьяна Барская: «Записки в прозе – сплошное вранье. Может быть, Ника написала отдельные фразы. У нее был распад личности и отсутствовал самоанализ, она лежала на дне. Я как-то дома у Карповой и Майи попросила показать, что в ящике, куда Ника якобы бросала свои записки. Там ничего не было. Это фантазия Карповой, а не Майи, потому что она человек творческий». Кроме того, Минина уверяет, что, судя по невероятному беспорядку на Никином столе, никакого ящика, тем более с приколотой к нему бумажкой, быть не могло. Вспомним также слова Васильченко о том, что Ника и какая-либо системность были несовместимы. Главное же состоит в том, что пресловутый ящик в истории с записками в прозе был таким же вымыслом родных Ники, как приходящий к ней по ночам звук в легенде о стихах. А теперь о том, как все происходило.

Когда зашла речь о книге посмертных произведений Ники, родным хотелось, чтобы она была чем-то дополнена. Но чем? Решили включить неопубликованные стихи, которые лучше бы не включали, так как они были на порядок слабее детских стихов Ники. Но и этого им показалось мало. Не сомневаюсь, что Майя и Карпова помнили многие мысли Ники, которые в течение многих лет слышали, общаясь с ней, и порой записывали их. Недолго думая, они решили объединить все это с соответствующей доработкой, в чем преуспели ранее на поэтическом фронте. Причем здесь был использован тот же подход, что и к стихам, – зачем изобретать что-то новое?! Майя и Карпова (уверен, что ведущую роль в их дуэте здесь уже сыграла последняя) отдельные мысли и записки Ники оставили без изменений, некоторые дополнили от себя или написали заново, включив в них в качестве фрагментов слова Ники, что придало им большей убедительности. А ряд записок, с одобрения Майи, полностью написала Карпова. Соединив их все и представив вперемежку, получили так называемые дневниковые записки, в которых порою сложно разделить написанное бабушкой и внучкой. Кроме того, от всех записок, когда я впервые их прочитал, создалось впечатление единства стиля. Тогда у меня и в мыслях не было, что по ним уже прошлась чья-то рука.