Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Зима крепилась, не было шикарней?
Шикарнее и вместе, холодней,
Тогда я поселился над пекарней,
И это были лучшие из дней

Хотя бы тем, что, с прошлым порывая,

Я все же связи напрочь не порвал.
Зима и крепкий запах каравая
Наполнили возникший интервал.

Все было здесь по мне, хотя бы то, что

На прошлое наложен был арест.
А отзвуки? Надежна только почта
Бутылок и оказий. Но окрест

Ни нарочных, ни винного отдела.

Я прибыл, как на праздник мелочей,
Где важным было то, что ты надела,
И аромат соседских калачей.

И каждый вечер, за двумя мостами

Спеша покинуть транспортный салон,
Я наполнялся этими местами,
Как будто сам был ними населен.

Точней, точнее это все – предместья,

И дальше – место, собственно из тех,
Что нам с такой иезуитской местью
Подносит жизнь для чувственных утех.

То есть я была своего рода паузой в жизни Олега. Был 1984 год. Я его хорошо понимала и потому никаких иллюзий не питала. А Майя – это появление в его жизни Ники, с которой он, чтобы не расстаться, пытался продлить связь через ее маму. Когда они жили в Москве, Майя все время звала меня в их квартиру. Отец Олега от злости, что он притащил туда такую бабищу, взял и продал одну комнату соседям».

А вот еще одно стихотворение Олега Егорова, которое, судя по всему, могло быть адресовано уже Майе, в то время беременной (1987 г.):

Где Ялта, до краев заваленная солнцем,
Роняющая тень со щедрого плеча
На головы хохлам, на спины пошехонцам?
Где весь ее инжир, миндаль и алыча?

Теперь сезон дождей, ставриды и рожeниц.

Не видно смельчаков, плывущих за буйки.
Лишь серый мол торчит в воде, как заусенец,
Да сонные клюют носами рыбаки.

Спокойно, словно поп, махающий кадилом,

Ступает теплоход в портовые врата…
Ты помнишь ли еще, как некогда ходила
По этим берегам болтливая чета?

Твой город и сейчас влечет меня. Наверно,

В нем есть твои черты, твои полутона…
Да что я говорю: ты часть его модерна,
Как лампа маяка и левая волна.

Для лучшего понимания описываемых событий дополню данный раздел их краткой хронологией. Начнем с 1988 года. 4 июля Майя с Машей приезжают в Москву, а 17 августа туда прилетает Ника. Не проходит и двух-трех месяцев, как Майя, ощутив насколько ей трудно смотреть за ребенком, уделять внимание мужу и вести хозяйство (о Нике вообще речь не идет), спешно возвращается в Ялту под крыло мамы. На дворе сентябрь-октябрь. Ника остается с Егоровым. Ей почти 14 лет, ему – 30. Он увлечен ею. Она уже не святая, и оба выпивают. Что, скажите, следовало ожидать от столь «благоприятной» для обоих ситуации.

Но Майя в Москву не торопилась. По словам Бурыкина, в памятную их с Никой встречу 7 декабря 1988 года Майи и Маши дома не было. Нику опекала несчастная и добрая Попинако[151], не считая Егорова, который слишком часто был нетрезв в ту пору; кроме того, с Никой почти постоянно была юная Женя Енгибарова.

Идем дальше. 1989 год. «В январе, – рассказывает Бурыкин, – не припомню рядом с Никой Майю, но уже с февраля Майя точно была в Москве, кажется, без Маши. В июне – июле мы остались с Никой одни – Майя и Олег уехали в Ялту. До нашего несчастного происшествия со “скорой” 19 июля. Примерно, 22 июля Майя и Олег приехали обратно, а 24 июля я вышел из больницы и привез Нику». По словам Бурыкина, поскольку жизнь в Москве у Ники и Майи началась тяжелая, он встал рядом и помогал как друг семьи. «Как-то родители оставили Нику на месяц на меня, чтобы я следил за ней, – вспоминает он. – Кончилось это немного трагически – мы оба попали в больницу. Нас везли на одной “скорой”. Она отравилась, ну, и я тоже, заодно, чтобы вместе».