Тайные безумцы Российской империи XVIII века

Не лучше обстоит дело и с канцелярскими служащими. Среди подьячих, подканцеляристов и канцеляристов встречались как потомственные дворяне, так и потомки посадских и церковников. Каков, к примеру, был социальный статус бывшего переводчика Коллегии иностранных дел Бориса Волкова, которому посвящена одна из глав этой книги? Дослужившийся до высокого дьяческого чина и имевший поместье, его отец мог бы, вероятно, рассчитывать на дворянство, если бы дожил до появления Табели о рангах и получил соответствующий чин в преобразованной из Посольского приказа Коллегии иностранных дел. Его старший сын в документах обозначен как секретарь коллегии, но означает ли это, что он имел чин коллежского секретаря, соответствующий Х классу по Табели о рангах? Сам же Борис Волков и вовсе был простым переводчиком, что является должностью, обозначением рода занятий, а его классный чин в деле не упоминается. Аналогично попавший в 1720 году в Преображенский приказ Никита Елецкий значится в деле плотником, Андрей Исаев (1755) — каменщиком, Василий Смагин — ставочником Конюшенной конторы (1740), Семен Иванов (1740), как и Иван Чеченев (1743), — служителем. Монастырским служителем значится Кирилл Шевелев (1744), но в других документах его дела указано, что он — «разночинец», что свидетельствует о том, что он не был монастырским крестьянином и что сами чиновники Тайной канцелярии затруднялись определить его социальную принадлежность. Служивший пищиком в монастыре Алексей Камшин (1748) был сыном монастырского конюха, а Петр Степанов (1751) — монастырского служки. Очевидно, что все здесь перечисленные не были дворянами, но, например, два последних по своему социальному статусу могли быть как посадскими, так и монастырскими, то есть крепостными крестьянами.

С уверенностью можно утверждать, что среди 311 безумцев по крайней мере 66 человек (21,2 %) принадлежали к дворянству и формально находились на высшей ступени социальной лестницы. На низшей помещались 29 крестьян, 1 холоп, 6 дворовых, 2 гулящих человека, 3 однодворца и 1 ямщик — всего 42 человека (13,5 %). Почти столько же было душевнобольных купцов и посадских — 41 человек (13,1 %). Вместе эти податные группы населения составляют 26,6 %, лишь ненамного превышая численность дворян, что, конечно же, не соответствует их пропорциональному распределению среди населения страны в целом.

Можно предположить, что значительное число дворян среди сумасшедших связано опять же с их присутствием в публичной сфере, с тем, что государственная служба — военная или статская — порождала наибольшее число стрессов, вызывавших психические расстройства. А кроме того, с тем, что сфера политического была им наиболее близка. Проверить это предположение можно, рассмотрев присутствие среди попавших в органы политического сыска XVIII века канцелярских служащих и военных.

Мелких канцелярских служащих, не имевших классного чина, среди них, однако, не так много: 5 подьячих, 2 копииста, 2 подканцеляриста, 7 канцеляристов, 1 регистратор и 1 писарь, всего 18 человек (5,8 %). Чиновников-носителей классных чинов (от IX до V) — шестеро. Зато рядовых военных — 44 человека, к числу которых надо отнести, видимо, и двух полковых и одного корабельного писаря. Еще 28 человек были обладателями унтер-офицерских чинов (вахмистр, каптенармус, капрал, сержант, подконстапель, констапель, подпрапорщик, прапорщик); 16 человек имели звание поручика и 1 ротмистра, 7 человек — капитана, 4 — майора, 2 — подполковника, 1 — полковника и 1 — бригадира. Объяснить такое распределение безумцев среди офицерского корпуса можно, предположив, что страдавшие психическими расстройствами обладатели штаб-офицерских и генеральских чинов не попадали в органы политического сыска, а их дела, как мы поняли на примере И. П. Шафирова, рассматривались особым порядком. Отчасти это несомненно так, но одновременно с этим, как опять же видно по рассмотренным примерам, носители младших офицерских чинов гораздо больше подвергались риску, выйдя в отставку, остаться без средств к существованию, что порождало сильные стрессы, приводившие к психическим заболеваниям. Так, к примеру, ветеран Семилетней войны отставной вахмистр Михаил Брелянов, обозначенный в деле как «волошенин», то есть выходец из Валахии, в 1765 году приехал в Москву из Малороссии добиваться пенсии за участие в сражениях и пребывание в плену. После длительного хождения по инстанциям он вместо денег получил медаль и распоряжение уезжать обратно. Прибежав на сенатскую гауптвахту, он начал кричать: «…государыня, де, наша курва, а Павел, де, Петрович наш кавалер». А еще ему был «глас», что «государыню Елисавет Петровну умертвили и Петра Феодоровича в живых нету». Отправленный в монастырь Брелянов спустя пять месяцев вылечился, получил вожделенную пенсию и с выданным ему паспортом вернулся в Глухов[447].