Тайные безумцы Российской империи XVIII века

Поначалу в надежде выслужить чин с помощью своих социальных связей Подошин попытался устроиться на государственную службу, и то, как он это сделал, демонстрирует один из существовавших тогда механизмов социальной мобильности. Потерпев неудачу, Иван не отчаялся и решил, видимо, заняться торгово-предпринимательской деятельностью, а затем придумал план, как получить дворянство, оказав услугу государству. Мы не знаем, как, где и чему учился Подошин, но он был грамотным: по его собственным словам, говорил немного по-польски и по-турецки. Он понимал значение символов власти — печатных указов, печатей, запечатанных пакетов, высоких чинов и был осведомлен о политике государства по отношению к беглым[439]. Атмосфера, царившая в российско-польском и российско-турецком пограничьи с их пестрым составом населения, интенсивными перемещениями через границу и обратно, вероятно, таила в себе разнообразные возможности, и оставалось лишь ухватить Фортуну за хвост.

Ил. 14. Жетон французского купца. Начало XIX в. Музей Карнавале, Париж.

Одновременно с этим Подошин был неопытен и в чем-то наивен, по-детски заворожен видом «звезд» и потому легко поддался на обман мошенника-француза. Быть может, если бы эти непонятные, «импортные» штуки не поразили так его воображение, ему бы и не пришло в голову выдавать себя за генерала, но само обладание ими, видимо, возвеличивало его в собственных глазах. Что же за «звезды» это были? Скорее всего, это были специальные медали (жетоны), введенные в 1778 году городскими властями Парижа для уличных торговцев с целью контроля их перемещения. Ношение этих медалей было обязательным и позднее распространено на всю страну[440]. Тот факт, что это было нововведение, объясняет, почему ни польские, ни российские чиновники не понимали, с чем имеют дело, и даже удивлялись качеству отделки этих звезд.

Подошина вряд ли можно назвать самозванцем поневоле, как гоголевского Хлестакова[441]: он сам, по собственной инициативе назвался сперва одним, а потом другим чужим именем. Но делал он это, как кажется, спонтанно, почти случайно, без какого-либо продуманного плана с долгосрочными целями и непонятно, какую выгоду он рассчитывал получить от своего самозванчества. Однако, когда ему удалось произвести впечатление на легковерных священников, он увлекся, успех его раззадорил, и он продолжил свою в общем-то бессмысленную игру, по-видимому, получая удовольствие от собственной изобретательности и не слишком задумываясь о последствиях. В документах дела Подошина нет сведений о его внешности, о том, каким образом ему удавалось входить в доверие к столь многим и разным людям, но можно предположить, что он был обаятелен и обладал актерскими данными, позволявшими убедительно играть разные роли.

Чужим именем или выдуманной родословной пользовались многие известные авантюристы XVIII столетия, вроде знаменитой княжны Таракановой, или прожектеры-утописты, вроде «голкондского принца» Ивана Тревоги[442]. Достаточно распространенным явлением было использование чужого имени беглыми крестьянами и солдатами, что затрудняло для властей их идентификацию. Последнее не было в полном смысле самозванчеством, но лишь уловкой с целью избежать наказания или отсрочить его, а иногда и изменить свой социальный статус. Подошин же, присвоивший себе не только чужое имя, но и высокое воинское звание, выдававший себя за посланца императрицы и пользовавшийся, судя по всему, этим для знакомства с местными чиновниками, был именно самозванцем, авантюристом — одним из многих русских самозванцев XVIII века. При этом помещение его в смирительный дом означает, что его поведение было признано неадекватным, вызвавшим сомнение в его душевном здоровье. По аналогии с делом казака Галушки: будучи в здравом, не «развращенном» уме решиться на такой поступок, по мнению следствия, никто просто не мог. Оставалось лишь сказать, как гоголевский почтмейстер: «Ну, скверный мальчишка, которого надо высечь; больше ничего!»

Глава 12 Тайные безумцы XVIII века в цифрах

Статистика знает все…

И. Ильф и Е. Петров

Цифры, как хорошо известно, лукавы, и относиться к ним следует с осторожностью. И все же они могут как минимум дополнить наше представление об изучаемом предмете, сделать его более четким, а возможно, и подсказать, как интерпретировать полученные сведения.