– От такой лавины никому не уйти, – Их Светлость устало опустился у обледенелой стены. Прислонившись к ней, закрыл глаза.
Я мялась, не зная, что делать.
Герцог шумно вздохнул и похлопал ладонью рядом с собой. Даже откинул край мехового плаща, чтобы села ближе.
– Перчатку потерял, – пожаловался он, когда я устроилась под его теплым боком. – Жалко, хорошая была.
Я густо покраснела. Поняла, когда та пропала. В перчатке он не смог бы меня удержать, пришлось скинуть, чтобы крепко вцепиться в руку.
– А где ваш шлем? – ветер вздымал дыбом короткие волосы герцога.
– Не до него было.
– Хотите мой? – я постучала по велосипедному.
– Нет. Я в любом случае выживу, а тебе без удачи нельзя.
Так действительно поверишь в волшебную силу пластика.
Портал закрывали долго. По сантиметру вытаскивали радугу из ледяного крошева и сшивали магией. Разряды молнии впивались в разошедшиеся края и, искрясь, натужно стягивали половинки пространственной материи. Закончили ближе к ночи. Збигув уже не держался на ногах. Его движения сделались неточными, и молнии иногда попадали не туда, куда следовало. Одна долетела до нас и зашипела, растапливая лед у наших ног.
– Пить хочу, – произнес герцог, приподнимаясь, чтобы зачерпнуть в лужице.
– У меня с собой фляга.
– Почему же молчала?
– Вы не спрашивали, – я копалась в сумке. Вытянула на свет зачерствевшую краюху хлеба, оставшуюся от завтрака на перевале, разделила ее пополам. Молча сжевали, подолгу держа во рту, чтобы согрелся. Еще никогда хлеб не казался таким вкусным.
– Леденец хотите?
– Хочу.
Я отдала весь, но герцог, разломив, часть вернул.
Я закрыла глаза. Растягивая удовольствие, катала осколок во рту, а не хрустела как герцог, у которого, наверное, никогда не болели зубы. Вспомнила, как он улыбался, являя ровный ряд жемчужин. Интересно, а как здесь с врачеванием? Заливают дупло свинцом? Или такой способ придумают позже? Спрашивать не хотелось. Хорошо сидеть и молчать, когда рядом надежный мужчина. А ведь мог бросить. Зачем ему глупый хронист, у которого на языке все, что придет в голову? За слова, что я произнесла той ночью в разрушенной крепости, было стыдно, но каяться я не спешила. Боялась разрушить миг охватившего меня счастья. Я жива, рядом любимый мужчина. Спаситель.
Запили сладость, по–братски разделив воду. Та, которую растопило молнией, уже подернулась коркой льда. Солнце опускалось, и начало подмораживать.
– К утру замерзнем насмерть, – произнесла я, чувствуя, как коченеют кончики пальцев.
Герцог поднялся, проводил взглядом удаляющихся обережников – они закончили свою работу.
– Выше есть пещера. Идти сможешь?
– Да, – я поднялась и только тогда поняла, как меня сковало. Схватившись за поясницу, еле сделал пару шагов. Недавние кульбиты в воздухе доконали: я пыталась выжить и одновременно помочь герцогу, который держал меня над вздыбившимся льдом одной рукой. Пришлось извернуться, чтобы закинуть ногу на скалистый уступ, а после карабкаться по нему, будто кошка.
– Садись ко мне на закорки, – герцог опустился передо мной, подставляя спину. Я оторопело хлопала ресницами, не решаясь навалиться на Их Светлость, но он повернул голову и прикрикнул. – Ну?!
Пещера оказалась небольшой, с остатками костра, потушенного совсем недавно. Видимо, здесь коротали время обережники, посланные на ледник заранее.
Я мешком свалилась на каменную крошку.
– Я в монастыре совсем разленилась, – простонала, поднимаясь на четвереньки. – Минимум физической нагрузки. Вот мышцы и затвердели.
– Что нужно сделать, чтобы ты не выглядела, как разбитая телега?
– Массаж бы помог, – поймав непонимающий взгляд, пояснила. – Ну, это когда мнут больное место, чтобы мышцы согрелись.
– Раздевайся.
– Но…
– Сейчас будет тепло, – герцог скинул свой плащ на землю, присел, поджигая щелчком пальцев обуглившиеся деревяшки. Я больше не спорила, завозилась, расстегивая верхний плащ, развязывая концы шали, долго снимая тот, что выдали в монастыре. Понимала, что завтра будет еще хуже, а нести меня на закорках Их Светлость вряд ли пожелает, слишком опасен спуск.
– До конца раздевайся, – приказал индюк Э, занавешивая монастырским плащом вход в пещеру.
– А боксеры зачем снимать? – взмолилась я, когда с меня сдернули нижнюю рубашку.
– Боксеры? – герцог поднял бровь. – Скажи, Аня, из какого мира ты пришла? Эволюция, массаж, физическая нагрузка.
Я открыла и закрыла рот.
– Ладно, ложись сюда. Носки можешь оставить.
Мех герцогского плаща приятно грел обнаженную грудь. Я закрыла глаза, когда дюк Э погладил меня горячими руками по спине. И заорала, когда жар их сделался нестерпимым.
Он придавил меня коленом, чтобы я не вздумала увертываться.
Вдоволь наоравшись, я заснула. А утром открыла глаза бодрой и здоровой. Выбравшись из–под тяжелой руки все еще спящего герцога и выпутавшись из второго плаща, сделавшегося нам одеялом, быстро оделась и выглянула «на улицу». К нам шли обережники.
Нет, все–таки хорошо, что я проснулась первой. Какую бы картину они застали минутой раньше? Их герцог обнимает голого монаха. Пришлось бы объясняться.