Мистик Шварц занимался оккультными науками, каббалистикой, хиромантией и магией. В то же время его отличала крайняя религиозность («науки без христианства во зло и смертный яд обращаются») и предельная мизантропия («человек в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью»). Энтузиазм Шварца постепенно перешел в фанатизм. Жизнь его походила на жизнь аскета. Шварц «был рассеян и даже, когда делал важные вопросы, видно было, что он думает совершенно о другом. Суровый, сумрачный, очень строгий, он никогда не смеялся, и даже улыбка его бывала принужденна и неестественна. Голос его был повелительный, брови всегда сдвинуты» – вспоминал о нем современник. Он все больше болел. Переезд из города в село Очаково, в усадьбу князя Трубецкого, не помог. Умер Шварц 17 февраля 1784 года и был похоронен с большим торжеством по обряду православной церкви в храме села Очакова, прямо напротив алтаря. Кладбище не сохранилось: как это было принято у большевиков, на его месте соорудили цеха Стройкомбината. Но церковь Дмитрия Ростоцкого стоит до сих пор[24]
. Вокруг храма сохраняется островок зелени – остаток чудесного парка князя Трубецкого – и река, на этом отрезке не убранная в коллектор.Учеником Шварца был Александр Федорович Лабзин, выпускник Московского университета, известный мистик, литератор, переводчик и мастер ложи «Умирающий сфинкс». Неудовлетворенный своим веком, его гедонизмом и фальшью, погоней за сиюминутным наслаждением, отрицанием духовных ценностей, он сетовал: «Ложное Просвещение, пролиявшееся всюду, есть та река, которая стремится поглотить Истину, хотящую породить нам мужественное чадо и бегущую для того из градов в пустыни и степи». Пытаясь уловить ускользающую Истину, он издавал мистические книги, подписывая свои переводы буквами У. М., то есть «ученик мудрости». Но одних переводов было недостаточно! В 1806–1815 годах журнал «Сионский Вестник» выпустил 30 книжек духовной тематики под именем Угроз Световостоков. Успех этих книжек был огромный; они стали любимым чтением в благочестивых семьях; в светских гостиных говорили о помощи ближнему по советам «Световостокова», от его имени поступали крупные пожертвования в медико-филантропический комитет. В 1816 году Лабзин получил Высочайший рескрипт и орден за издание духовных книг на русском языке. В том же году министром народного просвещения стал близкий друг Лабзина, князь Голицын, который объявил себя особым цензором журнала «Сионский Вестник».
Однако неосторожная критика церкви, упреки в том, что религия выродилась в пустую обрядность, привели к тому, что против мистиков ополчились многие, в том числе влиятельный и крайне ортодоксальный архимандрит Фотий. Последовали упреки в неблагонадежности, произвольном толковании учения о благодати, отрицании значения книги Царств, кощунственном учении о первородном грехе и т. д. Голицын долго защищал своего друга, но потом сдался. Лабзин не хотел изменять направление своего журнала и вынужден был его закрыть. Литературная деятельность его тоже пострадала, и он с тех пор издал только одну книгу – «Зеркало внутреннего человека, в котором каждый себя видит, состояние своей души познавать и исправление свое по тому располагать может». Фотий продолжал интриговать против Лабзина. В итоге в 1821 году Лабзин был выслан в Сенгилей близ Симбирска, откуда спустя два года его перевели в более крупный Симбирск. Здесь он прожил, окруженный общим уважением, до конца жизни.
Николай Иванович Новиков
(1744–1818), сын помещика, родился в деревне Тихвинское-Авдотьино под Москвой. Там до сих пор сохранились остатки парка и старинная церковь, в которой Новиков похоронен. В детстве его учил грамоте местный дьяк, потом, недорослем, мальчика отправили в Москву, в гимназию при университете, откуда он был исключен «за леность и нехождение в классы».За учебой последовала военная служба, первые ответственные поручения и первые опыты в издании книг.
В 1769 году Новиков вышел в отставку и занялся делом: стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень», просуществовавший всего год – уж больно смело и неосторожно повел себя его издатель. Мало того, что молодой Новиков осуждал крепостное право и обличал самодурство помещиков, так он еще вздумал выступить с конкретными обвинениями (например, во взяточничестве) против весьма влиятельных придворных. В довершение всего юноша вступил в полемику со «Всякой Всячиной», милым и беззлобным журналом, издаваемым самой императрицей. Эта полемика стала достоянием общественности, к ней присоединились и другие печатные издания… В итоге Новиков получил такие недвусмысленные намеки «сверху», что вынужден был закрыть «Трутень». Он не угомонился и попытался издавать новый журнал, «Пустомеля» – вышло всего два номера.