Тайный год

– А вот мне глазами по стенам лузгать, как я разговор веду, морда пухлая! Как дам счас чеканом[223] по башке – самое питательное дело будет!

– Тише там! Урды несите, черти вертячие! – не поленился кинуть чёботом в дверь.

Пока ждал, вспоминал, как время назад королева Елизавета пошла на хитрость: направила к нему посла Рандольфа с тайной просьбой о кратком прямом торговом пути через Московию на Восток и обратно – кораблями-де стало опасно таскать товары вкруг Африкии, пиратов развелась прорва, да и море свою непомерную утопную дань исправно забирает, так что не соизволит ли великий князь, царь и наш брат Иоанн Васильевич, дать беспрепятственный пропуск для аглицких купцов через свои чудесные бескрайние земли? Ведь ежели он, Иван, собирается через женитьбу на мне аглицкий престол занять, то должен же уже заранее о процветании своей будущей державы печься?!

Так-то всегда! Когда что-нибудь выпрашивать – так сразу и князь, и царь, и всехний брат, и жениться, и «бразер Джон Фасильефитш», и земли чудесные! А как самой на честное и прямое сватовство отвечать – так в кусты, отмалчиваться, про братскую любовь забывать, чудных земель не поминать, а Московскую Тартарию во всю силу поносить и хаять?!

Никто не должен был тогда знать при дворе о переговорах с Англией, поэтому Афошка Вяземский привёл посла Рандольфа подземным ходом во дворец на Петровке, для верности переодев того в бабскую одёжку.

Разговор с послом в юбке был долгим. Вспомнили первого брита, попавшего в Московию, капитана Ричарда Ченслора, – тот искал северный путь в Китай, но возле Лапландии попал в шторм, был спасён лопарями, привезён в Москву, где обомлел от роскоши и богатства московских царей: ведь они там, в Англии, думали, что в далёкой Московии снег никогда не тает, солнце не встаёт, а люди в звериных шкурах ходят и медведей заместо собак в будках на цепях держат!

И славного Осипа Григорьевича Непею, первого московского посла, в Англии не забыли, да и как забыть?.. Сей муж, рассудительный и степенный (род свой вёл от выеждея из Большой Орды, всегда гордо отвечавшего на поднесённую чашу: «Не пью я!»), отплыл из Московии в Лондон вместе с Ричардом Ченслором, но корабль их разбился возле Шотландии, Ченслор утонул, а Непея, не умея плавать, чудом спасся, был доставлен в Лондон, передал тогдашней королеве Марии Тюдор от царя грамоты на беспошлинную торговлю с Московией, был обласкан при дворе и отпущен обратно с любезными письмами и подарками от королевы, коя изволила послать в дар брату Ивану Московскому разных мастеров, докторов, рудознатцев, золотом шитые ткани и двух алчных, доселе невиданных зверей – льва и львицу (живших потом во рву вокруг Кремля и забитых камнями при чуме).

И то упомнили с Рандольфом, как раньше торговые бриты удобно по Волге в Персию и Индию ходили, а потом с перцем, шафраном, шёлком, камнями и другими диковинами безопасно назад в Англию возвращались, минуя диких османов, коварных венецианцев, африканских человекоядов и всяких иных, на грабёжное пиратство зело гораздых.

И о том упомянули, как хорошо и сытно жилось на Москве аглицким людям. А ныне? Мастера без работы, купцы без подорожных, аптекари без лекарств, послы взаперти. А почему? А потому, что королева на письма царя отвечать не желает и от всяческого союза отвиливает!

На это Рандольф стал жарко увещевать: королева-де не может так скоро дать ответ – для замужества ей нужно согласие обеих палат парламента и королевского совета, а там все перессорены и единства достичь трудно; что же касаемо взаимного убежища, то подданные королевы Елизаветы не дают ей повода для беспокойства, паники и бегства, поэтому она в убежище не нуждается и договора не подписывает, но брата Иоанна Московского всегда примет с решпектом, милости просим!

– Фу-ты, ну-ты – парлаааамент, совеет, бараны блееееют – бееее! – передразнил зло. – Да что такое, ваша королева – простая баба, что ли, коя без мужниных советов щей сварить не умеет? Как есть пошлая она девка! – в сердцах бросил напоследок Рандольфу, но бритских послов из домашнего плена выпустил, а купцам подорожные выписал.

Уж сколько лет прошло – а королева всё тянет, всё кобенится, всё в девах ходит! Так-то в её глупом свете принято – в девках до печёного яблока сморщиться, а потом себя в жёны предлагать? Так ведь яблоки хороши упругие и хрумкие, а не старые, лежалые! И свежий хлеб куда вкуснее чёрствого! И помоложе, и поважнее тебя невесты при дворах растут! Смотри, не передержись, чтоб не оказаться на помойке, – и так бывает с упрямыми своеволицами!

Услышав за дверью подозрительные шорохи, всполошился:

– Кто?

– Я, государь, – сунул голову Биркин. – Уже к вечеру время.

– Где гости, причт? – Услышав, что святые отцы, бояре и воеводы, приехавшие с поздравлениями, усажены в большой палате, а те, кто назначен в малую трапезную, ждут приказа, переспросил: – А с боярами и попами кто сидит в головах?

Биркин склонился ещё ниже:

– Я, по твоему слову, к ним царевича Ивана направил.