Тайный код гения

— Смерть — это всегда не про нас. Так мы думаем, и ошибаемся. Нам все нет времени, чтобы задуматься о смысле смерти. Мы о жизни-то не думаем. А о смерти — подавно. Она что-то для нас далекое и непонятное. А она рядом и близко. Совсем рядом.

— Боже, как глубокомысленно, — в его голосе прозвучала ирония, и он испугался, что его не так поймут.

— Я не о том.

— Понимаю.

— Кто вы? Я имею в виду, чем занимаетесь?

— Аспирантка. Мой научный руководитель профессор Голубицкий, слышали о таком?

— Да. Конечно.

— Я пишу диссер под его руководством.

— Тема тоже касается смерти? — и снова ирония.

— Не совсем.

Он на минуту отключился, словно провалился в черную холодную дыру. А очнулся от того, что его коснулась чья-то шерсть, открыв глаза он увидел в темноте два фосфоресцирующих глаза, хотел закричать, но вовремя понял, что это Муська.

— Муська? — пробормотал он. — Она уже стала призраком и проходит сквозь стены?

— Нет. Вы просто забыли запереть дверь, и Муся пробралась сюда…

Девушка взяла кошку и отодвинула от него.

— Нужно пойти закрыть дверь.

— Я уже это сделала.

— Вы ангел, — попробовал он пошутить.

— Ну, не совсем. И такими комплиментами не разбрасываются.

— Я говорю правду, честное слово. И комплиментами я не разбрасываюсь. — Но тут же он оборвал себя самого.

— А кем работаете вы?

Он чуть было не протрезвел: где он работает, нельзя было говорить ни в коем случае.

— В одной фирме, но это весьма скучная работа, ничего интересного.

— Тетя Ира говорила, что работа у вас хорошая.

— Можно сказать и так.

Кошка уткнулась в стакан с виски и чихнула.

— Муся, отойди! — взмолился он. — Прошу… У вас, кстати, нет никакой живности? А то Муся слопает. У нее по весне инстинкт на всяких птичек, рыбок. Боюсь, мы не сможем проконтролировать.

— Был кролик Степа, но он умер. — Ему показалось, что в темноте на глазах девушки блеснули слезы…

— Извините, — он попытался встать, но тут ноги, да и все тело отказалось повиноваться, и он рухнул на ковер, зацепившись за край стола…

Арина подхватила его вовремя.

— Я вас доведу до туалета, — просто сказала она.

Наутро Вадим открыл глаза и понял, что он находится в чужой квартире. Голова с похмелья трещала, он провел рукой по волосам и чуть не свалился с узкого дивана. Он был заботливо укрыт пледом, очевидно, принесенным из его квартиры.

Где он? Что за черт? И тут он все вспомнил: и вчерашнее отчаяние в квартире после смерти родителей, и распитие спиртных напитков со странной девушкой со странным именем, вот только как ее звать, он забыл. Кажется, Агафья?

Нет, не то. Алевтина? Тоже — мимо!

— Алиса! — крикнул он.

В ответ — тишина.

— Авдотья!

Тоже — ни звука. Неужели он здесь один?

Решительно отбросив плед, Вадим, прихрамывая пошел в коридор… В туалете висело зеркало во всю стену. Да, оригинально!

Он прошел на кухню. На столе лежала записка, написанная крупными буквами.

Вадим! Я ушла по делам. Захлопни дверь. Надеюсь, тебе после вчерашнего получше. Если хочешь есть, открой холодильник. Муся пока может остаться у меня. Арина.

Итак, она звалась Ариной… Прекрасное русское имя! Вчера Арина выступила в роли его спасительницы. Ему и правда стало лучше и легче. Но вот надолго ли? Или сегодня вечером все вернется на круги своя?

Вадим помрачнел. Есть ему особо не хотелось, но холодильник он все-таки открыл. Там стояло соевое молоко, какие-то маленькие кастрюльки, масло, круглый сыр, помидоры. Что-то еще.

Он закрыл холодильник и размашистым почерком написал на записке свой телефон.

Вечером она позвонила. Он почему-то был уверен, что она позвонит, так все и получилось.

— Как ты? — осторожно спросила она. — Все в порядке?

— Ну да, ничего, — в горле запершило, и он откашлялся. — Все просто зашибись.

— Хотя бы держись в рамках.

Он подумал: «Какие рамки, о чем она?» И внезапно разозлился…

— Большое спасибо за поддержку. Впрочем, это женская функция спасать мужчин и вдохновлять их. Быть, так сказать, сестрами милосердия.

— Я никогда и никого не спасала.

— В самом деле? — он не мог унять раздражение, и злился на самого себя, но на свою собеседницу еще больше.

— Вадим! — в голосе прозвучала грусть. — Я все понимаю. Держись, малыш. И чао.

На том конце дали отбой, а он растерялся. Малыш! Сто лет никто не называл его так! Надо же… Если только мама в далеком детстве.

В носу защипало. Сейчас никто бы не смог увидеть в самоуверенном Вадиме, с легкостью разбивавшем женские сердца, этого растерявшегося человека. Никто! Захотелось перезвонить Арине, и он с трудом сдержался от этого порыва.

Он прошел на балкон. Из его квартиры открывался прекрасный вид на Москву-реку. Он любил здесь сидеть и любоваться закатами с чашкой кофе. Или со стаканом виски. Вот и сейчас закат был ярким, тревожным.

Родителей — нет, и надо как-то жить с этим дальше.

Он позвонил Арине с телефона, чей номер было невозможно определить. Стыдно сказать: ему просто захотелось услышать еще раз ее голос — чуть хриплый, звонкий.

Она сказала: «Алло!». И он с чувством удовлетворения дал отбой.

И здесь, не успел мужчина как следует расположиться на балконе позвонил начальник.