— В чем смысл этот бала? — возвысил голос Голубицкий. — Там несколько смыслов, но все же постарайтесь выделить основной. Продолжим на следующей лекции.
Когда все встали, Марк посмотрел на Катю.
— Как тебе?
Она пожала плечами.
— Любопытно.
— Хочешь, я тебя с ним познакомлю? — Она только кивнула. — Тогда пойдем. Пока его не утащили куда-нибудь фанатки Булгакова. Знаешь, это почти неизлечимо. У нашего Михаила Афанасьевича преданная стая почитателей и почитательниц.
В самом деле, профессор стоял около кафедры в окружении стайки девиц, выглядевших весьма экстравагантно.
Марк взял Катю за локоть и решительно протиснулся вперед.
— Валентин Христофорович! Прошу. Моя знакомая Екатерина Сыромятникова. Хотелось бы уединиться для беседы. Буду премного благодарен.
Профессор сфокусировал взгляд на Марке. Потом перевел его на Катерину.
— Марк! Рад, — и энергично потряс ему руку. — Твой последний спектакль мне очень понравился. Но когда же премьера «В час небывало жаркого заката»?
Марк повертел головой, словно ворот свитера жал ему.
— Э… — откашлялся он. — Скоро, весьма скоро. Но где мы можем побеседовать?
— Везде! — воскликнул экспансивно профессор. — Где пожелаете. Но, наверное, лучше пройти ко мне домой. Моя домработница уже ушла, и мы можем спокойно поговорить. Если вас устраивает такой поздний час. Лично я привык полуночничать.
— Я тем более, — ответил Марк, и мужчины дружно посмотрели на Катю.
— Ой, я девушка дисциплинированная, — ответила она. — Но здесь покоряюсь воле большинства.
Стайка фанаток поредела. Но все же одна с ярко-рыжими дредами протиснулась вперед.
— Валентин Христофорович! Мне кажется, что вы неправы насчет Маргариты, это не страдающая Гретхен, это настоящая Валькирия из древнегерманского эпоса. А Воланд — Один, которому нужна Маргарита-Валькирия. Он собирает гостей на пир как на Валгаллу.
— Аришечка, весьма ценное замечание, — сказал он. — Жду тебя на следующий семинар. Приходи непременно, будет интересная тема.
— Я приду. — Ярко-рыжие дреды взметнулись в воздухе.
— Колоритная девушка, — пробормотал Марк.
— Моя аспирантка и очень умная. У нее, я бы сказал, нестандартный ум… Лучшая на моем потоке. Надеюсь, что все свои таланты она не растеряет, а приумножит дальше. А то бывает и так — сначала человек блестит и искрится, а потом — линяет. То ли обстоятельства задавили. То ли человек сам остановился в развитии.
Они вышли из здания.
— Предлагаю пройтись пешком. Я живу в исторической части Москвы, свой дом нежно люблю и не собираюсь из него переезжать, даже если мне предложат какие-то элитные хоромы с видом на Москву-реку. Я привержен своему гению места, и изменять ему не собираюсь.
Дом, где жил Голубицкий, таился в одном из очаровательных переулков среди других таких же старинных зданий. Они поднялись на лифте на пятый этаж… В коридоре их встретил огромный дымчато-серый кот.
— Проголодался Бегемотик, — ласково сказал профессор. — Тот еще разбойник. Я собирался взять черного кота, точь-в-точь как у Булгакова, но этот разбойник сам выкатился мне в ноги, когда я приехал на смотрины котят к одной знакомой, и ничего не поделаешь — пришлось его взять. Уж очень он набивался ко мне.
Кот сидел и щурился.
— Понятно, еды много не бывает. Но вы раздевайтесь пока и проходите в комнату.
Комната, куда они попали, буквально утопала в книгах. Книги находились за книжными шкафами, книги лежали стопками на столе, на полу, на стуле. В углу стояло цитрусовое дерево с небольшими лимонами, похожими на святящееся монисто. Около окна раскинулось роскошное большое темно-бордовое кресло, чьи изгибы внизу напоминали львиные лапы.
Кресла поменьше и попроще стояли полукругом у журнального столика. Вдоль одной из стен находилось пианино, накрытое кружевной салфеткой.
Профессор вошел в комнату.
— Единственное, что могу вам предложить, это чай или кофе. Без молока. Молока нет, есть конфеты и печенье.
— Не беспокойтесь, — сказал Марк. — Мы не голодны.
— Но это же ритуал вежливости. А Вера забыла купить молока. Надо же, хотя я ее предупреждал.
С этими словами Голубицкий вплеснул руками и снова удалился.
— Настоящее родовое гнездо потомственного интеллигента, — вполголоса сказал Марк.
— Да… — Катерина осмотрелась вокруг. — Как будто бы попала в позапрошлый век.
— Отчасти так оно и есть, когда я стал заниматься спектаклем по Булгакову…
Вплыл профессор с подносом, чашки, стоявшие на нем, были разнокалиберными. Одна повыше — с золотистым горохом, другая — белая широкая, как распустившийся цветок с мелкими розочками. В маленькой вазочке были сушки и конфеты.
— Вот, угощайтесь, завтра Вере дам нагоняй по поводу отсутствия молока. Безобразие.
Профессор сел за стол и провел по нему ладонью.
— Я пью крепкий чай с лимоном. Этому ритуалу не изменяю уже много лет. Видите ли, привык.
Он наклонил голову набок.
— Итак, о чем же вы хотели со мной побеседовать?
Марк издал глубокий вздох.
— Профессор! Собственно, о Булгакове. О ком же еще? Как вы уже понимаете, эта леди, приехавшая из Штатов, интересуется Михаилом Афанасьевичем. Если ставить задачу более узко, балом Воланда.