Тайный коридор

– Иной раз известны убийцы, но неизвестен заказчик. Мне же заказчик известен…

– Думаешь доказать причастность Немировского?

– Там посмотрим.

– Может, мне не уезжать, Платоныч, остаться на подхвате? – предложил Алексей, не испытывавший, по совести говоря, никакого желания оставаться в гнетущей атмосфере «Секретных расследований», где все напоминало об окровавленном, со страшной зияющей раной вместо глаза Кузовкове.

– Да нет, – спокойно, без намека на осуждение ответил Платоныч. – Что тебе сейчас здесь делать? Замучишься ходить по повесткам, а «записи» у нас нет. Одна нервотрепка. И мне будет легче, если ты уедешь. Тебя нет, а на нет и ответа нет. Покажу твой приказ об отпусках – и весь разговор. Ждите, мол, когда вернутся. А там Лубянка новые компроматы в прессу подкинет, им уже будет не до нас.

Но о главном они оба, словно сговорившись, молчали: что будет с журналом и с издательством? Зубов знал ироничное отношение Звонарева к кузовковской криминально-детективной линии журнала и, очевидно, понимал, что продолжать он ее не захочет, а литературный журнал, созданный на базе «Секретных расследований», вряд ли интересовал его самого. Занять место главного редактора Звонарев уже отказался, но еще ни слова не сказал, останется ли он вообще в журнале. Оставаться он не собирался, но объявлять об этом сейчас, когда не миновало и девяти дней после смерти Андрюхи, не хотел. Лучше уж после отпуска…

– Ну, до встречи… через месяц, – произнес скорее с вопросительной, чем с утвердительной интонацией Платоныч. – Если вообще нам суждено будет свидеться, – добавил он.

– Что ты имеешь в виду? – моргнул Алексей.

– Да так… ничего. Давай.

Они обнялись.

Прощай, прощай, «Секретные расследования»! Пусть снова безденежье, бедность, зато подальше от политики, в которую так любят играть маленькие люди, чтобы казаться себе большими! Только маленьких за это убивают, в отличие от больших.

Нет, пусть большие сами ловят свою рыбу в мутной воде, находят наживку, нанизывают ее на крючок под высокие слова о государстве и долге. Нет теперь никакого государства и долга. Все покупается и все продается. Что ж, это тоже форма существования. «Но без меня, без меня!» – твердил Звонарев, покидая опостылевшую бетонную коробку бывшего НИИ.

Однако, сколько ни убеждал он себя в том, что совершенно справедливо выходит из чужой игры, его убежденность подтачивала мысль, что и Кузовков, и «Секретные расследования», и «политическая рыбалка» были для него настоящим спасением в невыносимый год семейной катастрофы. По загадочному, никем не сформулированному, но всем известному закону жизни, не допускавшему перерасхода человеческой любви, он лишился Кузовкова именно тогда, когда снова обрел Наташу… И оттого чувствовал себя виноватым, хотя становившиеся раз от разу все рискованней махинации Андрея не могли кончиться для него хорошо. Оттого Алексей и хотел поскорей забыть все произошедшее между ним и Наташей за этот год, что как бы чувствовал: он заплатил за их примирение Кузовковым.

Но и с Наташей складывалось все непросто. Звонарев был словно герой своей ялтинской повести, которому требовалось доказать героине, что он тот, настоящий. В их отношениях было слишком много подводных камней, слишком много тем, которых было опасно касаться. Они возвращались к себе прежним медленно, неуверенно, как по минному полю. Затянувшееся вдруг молчание, отводимые взгляды… Внезапная холодная струя, пробегавшая между ними, когда лежали они в объятиях… Невыносимая тяжесть проклятого года… И ясное, неколебимое понимание: им нужен ребенок.

И вот тогда, когда они снова заговорили о ребенке (это было в Наташиной комнате на генеральской даче), она сказала, положив руку на живот: «Мне кажется, дело не только в аборте… Мы должны начать все сначала. Вернуться туда, где полюбили друг друга. Алеша, поехали в Крым!»

Так родилась идея, которой Звонарев поделился с Кузовковым в день его смерти. Теперь же, накануне «газетного выстрела», все равно надо было куда-то уезжать, чтобы не таскали по дознаниям. Почему же не в Крым?

Через знакомых в газете «Московский железнодорожник» Алексей достал брони и купил билеты на завтрашний поезд в Симферополь.

Утром, когда они шли с Наташей по перрону Курского вокзала мимо круглого киоска «Желдорпресса», Звонарев увидел, как расхватывали газету с отрывком из их «компромата».

Но это уже был кусок другой, навсегда ушедшей со смертью Кузовкова жизни.

* * *