Тайный коридор

Не раз и не два за эту неделю Алексей проезжал на троллейбусе по Московской улице, видел этот дом, но такого проема в его стене, да еще без двери, не было! Он погасил фонарь и задумался. Все это, наверное, неслучайно: памятник убийцам игумена Парфения, увиденный сегодня из автобуса, «Кресло Моисея» со зловещей фигурой в нем, появление Пепеляева и его признание, что они действительно были в лабиринте, и, наконец, собачонка эта, сторожащая вход… вход куда? Неужто в тайный коридор?

А если он возьмет да войдет в него – что тогда? Через толщу времени он выйдет в какую-то новую реальность – и получит в награду новые несчастья? Но кому это нужно? Разве мало того, что и он сам, и вся страна предпочли в середине восьмидесятых одной реальности другую, и теперь каждый год в России становится на один миллион человек меньше? Или кому-то кажется, что мы вымираем слишком медленно?

А если все наоборот? Если перед ним – возможность вернуться в утраченную реальность? Почему цепь сегодняшних событий привела его именно сюда, где он вышел когда-то из лабиринта, а не туда, где вошел? И собачонка эта пепеляевская явно не хотела его сюда пускать. И сам Пепеляев сказал, что нет таких лабиринтов, из которых нельзя выйти… Стало быть, он имел в виду, что Звонарев все еще в лабиринте? А фонарик, который он будто бы случайно купил – сразу после того, как попросил Александра Невского о помощи? Ведь без фонарика он даже при большом желании не смог бы спуститься!

Огонек сумасшедшей надежды вдруг загорелся в нем. А если, выйдя по ту сторону, из двери музейного запасника, он снова станет двадцатитрехлетним, встретит там юную Наташу, живых родителей, Кузовкова, Платоныча? И оставит здесь кровь, отчаяние, боль, безысходность, весь груз ошибок, грехов, малодушия… Все это там станет казаться ему сном, как некогда здесь казалось сном путешествие в готском лабиринте. Зато он будет точно знать, чего не нужно делать, чтобы снова не попасть сюда. И сумеет действительно начать все заново – не так, как они хотели с Наташей, просто переместившись в пространстве в то место, где полюбили друг друга, а вернувшись во времени туда, откуда заново можно пройти весь путь. Как это сделал – хотя бы и за своего двойника – герой его ялтинской повести.

Алексей снова включил фонарь.

– Ну, господи благослови, – сказал он, перекрестился и пошел вниз.

* * *

Не успел он пройти и нескольких ступенек, как слева от него красновато засветилось что-то и появился дрожащий контур человеческой фигуры. Это был Немировский в форме капитана КГБ.

– Запомни, – шипящим, как масло на сковородке, голосом сказал он, – если ты сейчас не вернешься обратно, то этот проход будет для тебя навсегда закрыт.

– Пошел вон, – ответил Звонарев и плюнул в висящий в воздухе призрак.

Он страшно осклабился, точно любитель чипсов на неоновой рекламе, и погас.

Алексей оглянулся. Путь назад был еще свободен, в проеме горели огни ялтинских фонарей. В санатории его ждала Наташа. Но был ли у него путь назад? Все эти пятнадцать лет он шел, словно по заколдованному кругу, и вот – оказался здесь, по другую сторону лабиринта. Вернуться и снова, как пони, бежать по опостылевшему кругу, везя на себе тени мертвецов? Нет, лучше неизвестность, лучше смерть.

Звонарев сделал еще один шаг вниз, и в тот же миг за его спиной раздался тяжкий грохот. Он снова оглянулся: стены сдвинулись, ялтинские огни пропали. Он был заперт в подземелье.

Алексея охватил страх. Он судорожно водил лучом фонарика по сплошной стене, точно пытаясь найти в ней хоть щелочку. Потом он опомнился и сказал себе: «Ну чего я зря сажаю батарею? Все равно другой дороги уже нет, нужно идти вперед».

И он пошел вперед, припоминая пятнадцатилетней давности маршрут. Кажется, здесь, до круглого зала с древовидной колонной, путь был прямой, без ответвлений. Сложности начнутся после. В луче фонаря блеснуло что-то. Он нагнулся: это была крышечка от пепси-колы с едва угадывающимся сквозь ржавчину знаком «Инь и Ян». Символ света и тьмы, добра и зла. Что на этот раз? В прошлый раз – была тьма. Значит?.. Да ничего это не значит. Очередная пепеляевская шарада. Алексей швырнул крышечку через плечо. Она вдруг загремела по камням, как железная кастрюля, и послышался сзади каркающий смех Пепеляева. Волосы у Звонарева встали дыбом, но он взял себя в руки и сказал:

– Дешевые штуки, голливудский стандарт. Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

– Ах, вот как? – пролаял за спиной Пепеляев. – Учтем-с.

Мучительно хотелось обернуться, но Алексей подумал: «Много чести. Если меня, по-твоему, не существует, то и тебя, козел, не существует».

– За козла ответишь! – взвизгнул Пепеляев, и все стихло.

Звонарев двинулся дальше. Мелькнула на стене знакомая стрелка. Через несколько минут он вошел под своды перекрестка.