христианских воинов. И финансирование этого полчища потребует таких огромных
средств, которых нет ни у меня, ни у вас по отдельности. Время еще не пришло, но я
предвижу, что решающий час настанет уже скоро, возможно, уже через год. Именно
поэтому я хочу заранее знать, на кого и в каком объеме можно будет рассчитывать,
когда понадобится быстро собрать необходимые суммы.
—Ладно, граф, я дам вам ссуду на ваш поход, если буду жив и не разорюсь. Когда
деньги потребуются, пошлите за мной. Но, думаю, вы поймете меня правильно, все в
мире меняется, и процентная ставка тоже. — Ростовщик поднялся со своего места, тем
самым, давая понять, что разговор окончен.
—Нет уж, Эфраим, так просто вы от меня не отделаетесь. Я старый человек и
знаете, почему дожил до старости? Одна из причин такова: я никогда не верил
обещаниям, данным на словах. Поэтому я хочу закрепить ваши обязательства на
добротном пергаменте чернилами и печатями и при нынешней процентной ставке.
—Помилуйте, граф! Я не обязан выдавать вам ссуду. Это исключительно мое
доброе сердце подсказывает мне помочь вам ради, затеянного вами, благого дела...
—Не продолжайте, Эфраим! Будьте честны хотя бы с самим собой! Вы прекрасно
знаете, что при моих связях я могу обратиться и к другим представителям вашего
народа. Многие ваши соплеменники благодаря мне процветают и, уверен, рады будут
помочь.
—Но, граф, ни у одного из них нет и десятой доли этой суммы!
—Ничего, любезный Эфраим, не забывайте, что я могу обратиться и к двадцати
разным заимодавцам. К тому же, как вам хорошо известно, многие владетельные
сеньоры охотнее поджаривают ростовщиков на медленном огне, чем выплачивают
какие-либо проценты. Я же заключаю с вами уже не первую честную сделку. Я не
обманывал вас никогда и впредь буду верен договоренностям. Так вот, если ваши
обязательства относительно ссуды будут сохранены на бумаге, я со своей стороны,
естественно, тоже буду их соблюдать, и не стану действовать в обход вас. Таким
образом, в недалеком будущем вы наверняка получите хорошую прибыль от этой
сделки, а сейчас вы ничего не теряете, подписав бумагу. Так не упускайте же свою
удачу!
—Ладно. Договорились. — Внимательно выслушав графа, сказал еврей.
И тут неожиданно дверь за спиной Гуго отворилась, и в библиотеку вошел тощий
человек в синем одеянии. Это был Альберт Габано, шамбеллан, нотариус и личный
секретарь графа Шампанского. Войдя, Габано сразу шаркнул ногой и притворно
откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание. Говорящие умолкли и обернулись.
—А, вы оба уже здесь! Как раз вовремя. За работу! Несите письменные
принадлежности. Будем составлять гарантийный договор на ссуду в сто тысяч
безантов золотом. — Сказал граф вошедшим.
Через полтора года, осенью 1086-го старый граф сильно занемог. У него отнялись
ноги, и он уже не мог ходить. Но, даже лежа в постели, он не переставал принимать
посетителей и вести дела, и все это время Гуго, вместе с лекарем и Альбертом Габано
почти неотлучно находился подле больного.
Юному де Пейну шел семнадцатый год, когда, как-то раз, граф вызвал его к себе
и сказал:
—Ты хорошо помогал мне, Гуго. Я рад, что не ошибся в тебе. Ты умный и
добрый мальчик, и я позабочусь о твоем будущем. Ты будешь посвящен в рыцари. Ты
заслужил это. Как только тебе исполнится семнадцать лет, я это устрою.
После таких слов графа, Гуго не нашел ничего другого, как опуститься на колени
и поцеловать руку больного старика. Он искренне был благодарен своему господину
за теплые слова.
И все, что сказал тогда Теобальд де Блуа Гуго де Пейну, было исполнено в
точности. Летом на Пятидесятницу ко двору графа прибыл архиепископ Реймский
Леопольд. В честь праздника сошествия на апостолов Святого Духа и приезда
архиепископа в Труа устроили пышные торжества, и трое юношей, воспитанников
графа Шампанского, были посвящены в рыцари. Среди них оказались Гуго де Пейн и
Андре де Монбар.
Первый и последний раз видел де Пейн подобное великолепие при дворе старого
графа. Десятки знатных гостей пировали в большом зале дворца. Их развлекали
жонглеры и акробаты. Пели менестрели. Множество красивых женщин, разодетых в
роскошные наряды, сверкали драгоценностями. Сотни слуг сновали во все стороны,
поднося угощения…
Посвящение в рыцари состоялось на главной площади Труа, перед собором.
Посвящал молодых людей в рыцари сам граф. Ноги его уже не держали, но он
распорядился посадить себя в почетное кресло на деревянном помосте и одеть
подобающе случаю. Увенчанный графской короной, в тяжелых парчовых одеждах,
вышитых золотом, со сверкающим начищенной сталью мечом в правой руке, сидящий
в высоком кресле седой граф походил на величественного древнего короля на троне. А
оттого, что по правую его руку стоял архиепископ Реймский, высокий человек с
посохом с усыпанной алмазами тиарой на голове и с золотым распятием на груди, а по
левую — коннетабль Шампани, грозный седой ветеран при полном вооружении, это
сходство с королем еще больше усиливалось. Каждый посвящаемый юноша опускался
перед графом на колени, граф трижды касался его плеч плашмя своим клинком и