– Капитан, мы знакомы всего лишь пять минут, а я уже с вами разговариваю как со старым другом. Да, замуж я хотела за Джека, но до чего же он сейчас похож на брата!
Если женщине втемяшится в голову какая-нибудь нелепица, спорить бесполезно, надо поддакивать и ждать, когда самой надоест. Так я и поступил. Мисс Мейми говорила и говорила, а я все кивал, пока наконец она не повернулась ко мне.
– Вот вы соглашаетесь, а сами не верите, – рассмеялась девушка. – Не сомневаетесь же, что Джек – это Джек и что замуж я выхожу за Джека.
Разумеется, я сказал, что не сомневаюсь, – ну сочтет слабохарактерным, какая мне печаль? Ни единым словом не омрачу ее счастье и не буду с ней обсуждать Джека Бентона… Но я же помню, как в Гаване, оставляя судно, он клялся, что не виноват.
– Все равно, – продолжала мисс Мейми в чисто женской манере, то бишь не понимая, о чем говорит. – Все равно жаль, что я не видела своими глазами, как это случилось. Иначе бы знала наверняка.
Тут она испугалась, что я сочту ее бессердечной, и давай оправдываться, мол, предпочла бы сама отдать Богу душу, нежели наблюдать, как погибает за бортом Джим. Оно конечно, логикой женщины не блещут, однако непонятно было мне: разве можно выходить за Джека, подозревая, что на самом-то деле он Джим? Не иначе, с тех пор как он распростился с морем и поселился на суше, мисс Мейми успела к нему привыкнуть и даже проникнуться чувством.
Шли мы медленно, потому как Джек обещал нас догнать. И вскоре услышали его шаги.
– Капитан, обещайте никому не говорить о том, что сейчас от меня услышали.
Ох уж этот девичий обычай выбалтывать секреты и требовать, чтобы собеседник непременно их сохранил!
Историю эту я рассказываю тебе первому, а с того дня, как сел на поезд и вернулся в город, и до сегодняшнего крепко держал обещание. Все подробности из моего визита к Бентону и мисс Мейми излагать не буду. Невеста познакомила меня со своей матерью, молчаливой, сурового вида вдовой новоанглийского фермера, а также с кузенами и прочей родней, каковой на свадебный обед собралось немало. В числе гостей был и приходской священник, там таких называют примитивными баптистами: высокая верхняя губа – бритая, аппетит – волчий, повадки – высокомерные, словно этот субъект не намерен продолжить знакомство с большинством из нас. Ни дать ни взять нью-йоркский лоцман на борту итальянского барка – как будто никчемное корыто августейшим визитом удостоил, а ведь ему платят, чтобы не посадил судно на мель. Впрочем, среди приходских священников всегда хватало спесивцев. Таким тоном, как этот баптист читал молитву перед вкушением пищи, шкипер велит выбрать шкоты брамселя до места и переложить руль к ветру.
Тот осенний день выдался теплым. После обеда мы вышли на открытую веранду; молодые парочки отправились гулять по прибрежной дороге; начинался прилив. Утро было ясное, но к четырем часам наполз туман с океана и все покрыл росой. Джек предложил вернуться к нему на ферму – бракосочетание назначено на пять часов, он успеет проверить, все ли готово, и свечи зажечь, чтобы было веселее.
– Я быстро, – пообещал он, когда мы поднялись на крыльцо.
В доме Бентон предложил сигару, и я, закурив, расположился в гостиной. Было слышно, как он ходит по комнатам. Побывал в кухне, поднялся наверх, опять спустился в кухню. И снова шаги на лестнице. Но это уже не его шаги – не мог он туда вернуться так скоро. Затем Джек вошел в гостиную и взял сигару, и, пока разжигал, я опять услышал шаги наверху.
Из его дрожащих пальцев выпала спичка.
– Тебе тут кто-то помогает? – спросил я.
– Нет! – резко ответил он и зажег другую спичку.
– Джек, мы не одни, – сказал я. – Разве ты не слышал шаги?
– Капитан, это ветер, – ответил он.
Но видно же, что ему страшно.
– Да откуда взяться ветру, Джек? На дворе штиль и туман. Наверху кто-то есть, я уверен.
– Капитан, уж коли вы так уверены, может, сами сходите да посмотрите? – заметно рассердился Джек.
А сердился он потому, что боялся.
Я оставил его подле камина и поднялся на второй этаж. Никакая сила в мире не разубедит меня в том, что я слышал мужские шаги над головой. Сомнений не оставалось: там кто-то есть. И тем не менее наверху я никого не обнаружил. Побывал в спальне – пусто, тихо, в окно льется вечерний свет, рыжеватый из-за тумана. Вернулся на площадку, вошел в комнатушку, предназначавшуюся, должно быть, для служанки или ребенка. А когда выходил, заметил, что дверь третьей комнаты распахнута настежь, хотя я помнил, как ее запер Джек. Он еще на замок тогда пенял. Я заглянул внутрь. Комната не меньше, чем спальня, но в ней куда темнее – здесь есть ставни, и они затворены. Глаза попривыкли к сумраку, и я обнаружил, что пол заставлен матросскими сундучками, а на кровати грудой лежат штормовки и прочая морская одежка. И все же на втором этаже кто-то прятался. Я вошел в комнату, зажег спичку, осмотрелся. Четыре стены, обтёрханные обои, железная койка, зеркало с трещинами, хлам на полу. И никого. Я погасил спичку, переступил порог, плотно затворил дверь и провернул ключ.