Надо бы поскорее выяснить, а была ли она тридцать первого января у своей подруги, чьим именем назвалась? Если и здесь Печорская соврала, то ей уже будет никуда не деться. Мышеловка захлопнется, и обратного хода уже не будет. Печорской придется признаться в содеянном злодеянии. А уж он, старший следователь прокуратуры Республики советник юстиции Валдис Гриндель, позаботится о том, чтобы такое признание состоялось…
Когда Нину Печорскую привели в кабинет Гринделя, тот какое-то время с интересом ее рассматривал, не задавая никаких вопросов. Наверное, это должно было ее обеспокоить и озадачить (на что, наверное, и рассчитывал Валдис Давидович), как и то, что он не предложил ей присесть. Молчание длилось с минуту, не меньше, после чего Гриндель все же предложил Нине присесть. Женщина неловко села на краешек стула, готовая в любую минуту вскочить, поскольку нервничала и была напряжена, словно сжатая пружина, готовая распрямиться при малейшем прикосновении к ней.
После формальных вопросов вроде фамилии, имени, отчества, места проживания и семейного положения (отвечая на последний вопрос, Нина Александровна замешкалась и какое-то время подбирала правильный ответ) Гриндель вдруг задал следующий вопрос:
— Все, чем владел ваш покойный муж, достанется вам одной? Ведь больше никаких наследников у него не имеется?
Очевидно, этот вопрос должен был ошеломить допрашиваемую, что, собственно, и случилось.
— Я… я… не знаю… — последовал ответ явно растерявшейся женщины. — Я даже не думала об этом.
— Довожу до вашего сведения, — свел брови к переносице Валдис Давидович, — что вы теперь не подозреваемая, а обвиняемая.
— И в чем же меня обвиняют? — вскинула голову Нина, кажется, пришедшая в себя после вопроса о наследстве.
— В убийстве или пособничестве в убийстве вашего супруга, — жестко ответил Гриндель и, криво усмехнувшись, добавил: — Это — смотря, что вы нам соизволите рассказать…
— Я ни в чем не виновата, — твердо заявила Печорская, приняв наконец удобное для себя положение на стуле. — И к убийству мужа не имею ни малейшего отношения.
— Вот как? Очень неожиданно, — сухо произнес старший следователь прокуратуры. — А я надеюсь доказать обратное. И смею вас заверить, — заглянул в глаза женщины Валдис Давидович, — у меня это получится.
Гриндель немного подождал, что в ответ скажет Печорская. Но ожидаемого ответа не последовало. В ее лице не было даже намека на раскаяние, что, по мнению старшего следователя прокуратуры, говорило о неискренности обвиняемой и ее несомненной виновности.
— Вы говорите, что невиновны. Сможете это доказать? — не сводя взора с Печорской, поинтересовался Валдис Давидович.
— А я ничего не обязана доказывать, — выдержала взгляд следователя Нина. — Это целиком и полностью ваша прерогатива…
«Кажется, с этой мадам мне будет непросто», — подумал Гриндель, что его ничуть не смутило. Ведь победа сладка тогда, когда противник не поднял вверх руки после первого же штурма, а отчаянно и до последнего сопротивлялся. И Валдис Давидович продолжил допрос по плану, уже построенному в его голове.
— Итак: по показаниям свидетелей, в последнее время в вашей семье наблюдались ссоры и скандалы. Вы плохо жили с вашим мужем и считали, что если бы он неожиданно умер, вы бы вздохнули с огромным облегчением, — взял на себя смелость следователь домысливать за допрашиваемую. После чего уже иным тоном добавил: — Поскольку жить с нелюбимым человеком — сущая каторга…
Сказав это, Гриндель вздохнул. Похоже, что последняя его фраза была им лично выстрадана и, произнеся ее, он знал, о чем говорит.
— Если муж с женой, случается, ссорятся — это еще не значит, что они ненавистны друг другу, — воспользовалась короткой паузой в словах следователя Нина, чтобы ему возразить. — И уж тем более не собираются убивать.