Не давало покоя и дело Печорского. Тут было все наоборот: чем дальше он отходил от этого дела, тем чаще его одолевали сомнения относительно причастности к убийству мужа Нины Печорской. И о ней почему-то частенько думалось, и хотелось ей как-то помочь…
И вправду, было в этом деле что-то глубоко скрытое, о чем покуда не имелось ни малейшего предположения, чтобы начать действовать в нужном направлении. Несмотря на кажущуюся очевидность причастности Печорской к убийству мужа…
Единственное, что не вызывало сомнения у Щелкунова, так это факт убийства Модеста Печорского, — дельца и предпринимателя в настоящем, а в прошлом нэпмана немалой величины. Вопрос состоял в том, кто совершил это злодейство? Что это не дело рук громщиков[1]
— было ясно с самого начала. Ведь в квартире Печорских все оставалось на своих местах: в комнатах ни намека на погром; ни выпотрошенных ящиков и платяных шкафов, ни валяющихся на полу пустых шкатулок, где до недавнего времени хранились драгоценности; ни раскрытых настежь сейфов с опустошенными полками. Выходило, что причиной преступления в престижном итээровском доме на улице Грузинской являлся не банальный мокрый гранд, то есть грабеж с убийством, а нечто иное, до чего докопаться было трудно даже при наличии богатого воображения. Этим иным вполне могла оказаться тайная любовь. Потому-то и пало на Нину Печорскую подозрение, что она — в деле. Почему бы и нет? Особа она привлекательная, молодая и вполне могла иметь пылкого возлюбленного, который в сговоре с ней или по собственной инициативе замочил ненавистного мужа своей тайной избранницы, задушив его первым, что попалось под руку, — бельевой веревкой. После совершившегося Нина наследует все состояние супруга. Теперь все, что ей надо для красивой жизни, у нее имеется. В том числе и немалый достаток. Любимый мужчина, готовый ради нее даже на самое гнусное преступление, — тоже имеется. А вот ненавистного мужа — более не существует. Живи да радуйся…И все же что-то мешало Виталию Викторовичу думать таким образом. Это ускользающее «что-то» не мозолило глаза, однако человеку опытному углядеть его было все же можно.
Во-первых, жены, расправившиеся со своими мужьями, не ведут себя таким образом, как поступила Нина (прямо скажем, глуповато поступила). Если бы она действительно была бы виновна, то она оспаривала бы все подозрения, возникшие у майора Щелкунова и девицы-следователя в том, что это не самоповешение, а убийство. Нина же только признала, что предсмертная записка была написана рукой мужа. И то весьма и весьма неуверенно. Но ведь Нина не специалист-почерковед и вполне могла ошибиться. Возможно, что, как жена, она мало интересовалась документацией мужа и его коммерческими делами, поэтому и не обращала особого внимания на его почерк и подписи… И еще одно важное обстоятельство: молодая вдова точно была растеряна и выбита из колеи жуткой трагедией, случившейся в ее квартире. Произошедшее было для нее полной неожиданностью, что явствовало из ее не совсем обычного поведения. Она была явно не подготовлена к суровым обстоятельствам, выпавшим на ее долю. И про убийство мужа узнала только тогда, когда в районе одиннадцати часов вечера вернулась в свою квартиру.
Во-вторых, этот ночной побег из собственного дома. Вопреки укрепившимся подозрениям в ее причастности к убийству мужа — в чем следователь прокуратуры, который ведет дело Печорского, наверняка был уверен, — уход из дома подозреваемой отнюдь не убеждает и не подтверждает виновность Нины. Напротив, он доказывает, скорее, ее непричастность к случившемуся. Ну как такая хитрая, буквально до мелочей продумавшая преступление женщина, такая изворотливая, коварная дамочка, нашедшая в себе смелость убить собственного мужа и обставившая дело таким образом, что оно очень было похоже на рядовое самоубийство, да еще с предсмертной запиской, решилась сбежать из своей квартиры в такое неподходящее время? То есть скрыться от правосудия именно ночью, совершенно не подготовившись к побегу и ничего с собою не взяв? Ни вещей, ни денег, ни документов? Она разве не могла выбрать иного, более приемлемого для побега времени, более или менее подготовившись к нему? Ведь поначалу вдова совсем не попадала в число подозреваемых, и попыток задержания ее отнюдь не предпринималось. Таким образом, она вполне имела время собраться, продумать свои действия и исчезнуть так, будто ее в городе и не было никогда.