— Я еще побеседовала с тремя жительницами Ягодной слободы. И все они единодушно показали, что Федор Богданов после смерти жены один тянул своих детей и уж точно не бил их. Одна из них Наталья Каменова, близкая подруга его жены, так и сказала, что не сладко Федору пришлось, когда он овдовел, но детей не трогал. Жена его еще до войны преставилась. Четыре девки остались у него, одна другой меньше. Особенно трудно ему пришлось в голодные сорок четвертый и сорок шестой, когда вся слобода лебеду с голодухи ела и картофельные очистки варила. Зимой им пальтишко перешивал, чтобы теплее было, а еще и поругает, что с открытым горлом ходят.
Доложив, Зинаида некоторое время смотрела на майора, ожидая от него дополнительного вопроса. Виталий Викторович выглядел сумрачным, и трудно было понять, что у него на сердце.
— Иди, Зина, хорошо поработала, — наконец произнес он.
— Товарищ майор, я вам хотела сказать… Тогда, когда мы с вами…
— Не нужно ничего говорить, — неожиданно перебил Щелкунов. — Ты права, ни к чему нам все эти сложности.
Несколько секунд Зинаида стояла в кабинете, словно ожидая продолжения речи майора, а потом проговорила:
— Но я ведь не то хотела сказать.
Резко развернувшись, она вышла за дверь.
Оставшись в одиночестве, Виталий Викторович вытащил из ящика стола пачку папирос. Вытащив папиросу, он несколько секунд разминал пальцами слежавшийся табак, а потом с силой сжал в ладони папиросную гильзу. «Как-то все не так оно получается… А вот нервишки следовало бы поберечь». Майор аккуратно собрал в ладонь табак, просыпавшийся на стол, и выбросил его в корзину для бумаг.
Интересную информацию принес после своих посещений жителей Ягодной слободы Валентин Рожнов. Он имел весьма пространный разговор с одним из самых главных свидетелей по делу Федора Богданова Егором Никитичем Феклушиным. Тот многое рассказал о своем соседе: как у него помирала жена, как он один поднимал в годы войны детей, как за день перед убийством детей у него померла собака.
— За день? — переспросил Рожнов.
— Ну да, — ответил Феклушин. — Утром двадцать первого декабря Найда померла, он ее и закопал. Горевал очень, прямо как по человеку.
— А с чего она померла? — поинтересовался так, на всякий случай, Валентин Рожнов.
— Верно, с голоду, — пожал плечами Егор Никитич. — А с чего бы еще? Вроде бы не старая еще была. Им, стало быть, самим жрать нечего, а тут еще собака…
— А где закопал-то он ее? — задал новый вопрос Рожнов.
— На пустыре за Малой Крыловкой. Сам-то я не видел. А вот Васька Голощекин видел. Он и рассказал мне, где Федор Найду свою схоронил, — пояснил Феклушин. — Горевал очень.
Решив до конца отработать информацию, связанную со смертью собаки, Валентин, узнав, где проживает Василий Голощекин, отправился к нему. И не потому, что привычка доводить начатое дело до конца является хорошей манерой, а для оперативных работников еще и очень полезной. А потому, что информация, на первый взгляд не имеющая ничего общего с ведением следственных действий, может стать весьма полезной при появлении новых версий по делу.
Василий Голощекин, ничуть не удивившись просьбе Рожнова (даже как будто бы ждал такого вопроса), указал ему место, где закопал свою собаку Федор Богданов. Рожнов принял это место себе на заметку и обо всем доложил майору Щелкунову.
Виталий Викторович, внимательно отнесшийся к ситуации с богдановской собакой, заметил:
— Надо бы собачку откопать.
— Если нужно, так откопаем, — ответил Рожнов вполне бодро, после чего спросил: — А зачем, товарищ майор?
— Честно ответить?
— Хотелось бы.
— Сам пока не знаю. Ну, мало ли… Но что-то здесь неладное, — услышал в ответ Рожнов, и эти слова его, кажется, вполне удовлетворили. Так бывает, когда люди вполне понимают друг друга.
Собачку откопали. Оказалось, что голова ее раскроена примерно так же, как были разбиты головы детей. Более того, медики, осматривавшие убитую собаку, пришли к заключению, что удары по голове собаки и головам детей нанесены одним и тем же металлическим орудием. Этих фактов вполне хватало, чтобы допросить Федора Богданова уже с перспективой раскрытия ужасного преступления.
Федора Богданова доставили к майору Щелкунову в пятницу девятого января в половине двенадцатого дня.
— Зачем меня сюда привезли? И так мне не сладко, а вы меня все в милицию таскаете, как будто бы я преступник какой-то, — как показалось Виталию Викторовичу, вполне искренне удивился Богданов. — Я же вам вроде все рассказал, что знал…
— Получается, что не все вы рассказали, — проговорил Щелкунов. — У нас возникли кое-какие вопросы.
— Какие еще такие вопросы? — возмущенно спросил Богданов.
— Например, вы нам совсем ничего не рассказали про свою связь с гражданкой Марфой Савраскиной и о своем намерении жениться на ней.