Тайный заговор Каина

До вылета еще оставалось время. Мы зашли в ресторан. Я заказал двойное виски и, уставший, но полностью владеющий собой, подумал, что, вероятно, сильно напьюсь, прежде чем закончится этот безумный день. Борис, никогда не употреблявший алкоголь, заказал себе сок. Внезапно перед нами предстала Ванесса — в темно-зеленом костюме, норковом пальто и норковом берете, игриво лежащем на ее белокурых волосах. Она прекрасно выглядела и была в приподнятом настроении. Прежде чем мы успели что-либо произнести, она обняла и расцеловала нас.

— Ну! — пробормотал Мински. — Ты тоже сошла с ума?

— В чем дело, Ванесса? — спросил я.

— Что с Корабелль? — поинтересовался Мински. — Кто за ней присмотрит?

Ванесса молча открыла свою сумочку из крокодиловой кожи и вынула свернутый лист бумаги. Она развернула лист, и я увидел напечатанное в черной траурной рамке уведомление о смерти…

— Господи, я так счастлива… — произнесла, заикаясь, Ванесса. Ее грудь под зеленым костюмом вздымалась от волнения. — Вот! — Она передала бумагу мне.

Я прочел: «Le coeur bien gros je vous announce que ma mere cherie Aglaja Mitsotakis, nee Chyranos…»[6]

— Мать Паноса? — вскинул я брови.

— Да, — кивнула Ванесса, — она умерла, после недолгой болезни. Это большой удар для Паноса. Но я получила от него письмо. Господи, я так волнуюсь. Письмо доставили с дневной почтой. Я подумала, что должна показать письмо тебе, Ричи, прежде чем ты уедешь. Я очень спешила сюда. Я… Я должна выпить. Виски мне, пожалуйста! Я так счастлива!.. — продолжала Ванесса. — Я почти не верила, что он… И вот он написал мне!..

— Он не написал, — сказал Борис. — Он лишь прислал тебе отпечатанное уведомление о смерти своей матери.

— Да, но он прислал его. Он бы не сделал этого, если бы не думал обо мне, верно? Он бы не вспомнил мой адрес. И тем более в такое время! Он думал обо мне! Он так любил свою мать. Теперь он остался один в Париже. Сейчас ему нужна помощь, моральная поддержка. В такую минуту он вспомнил обо мне. Я нужна ему. Как вы считаете, следует ли мне вылететь туда немедленно?!

— Ты сошла с ума!

— Почему? Сейчас я все равно не могу работать. Я хочу только сказать ему…

— Ванесса! — Борис схватился за голову. — Ванесса, опомнись! Ты не можешь из-за этого… Даже если он действительно думает о тебе, это лишь еще один довод против того, что ты хочешь сделать! Кроме того, тебя не пустят во Францию. Ты разве забыла, что была депортирована оттуда.

— Но в таком случае… что же мне делать?

— Напиши ему, вырази свои соболезнования. Затем посмотришь, ответит ли он. И потом…

— Конечно, ответит!

— Ну, я не столь уверен в этом.

Женский голос объявил по громкоговорителю начало посадки на рейс 134, вылетающий в Ганновер. Это был мой рейс.

— Борис, ты знаешь его! Прислал бы он мне это, если бы не имел относительно меня никаких намерений?

— Но он не имел их в течение столь долгого времени.

— Но ведь теперь умерла его мать, и он остался совсем один. Никто не может выдержать это.

— Выдержать что? — спросил я.

— Полное одиночество, — ответила Ванесса. Она немного отпила виски. — Как ты полагаешь, Ричи?

— Думаю, ты права, — согласился я, испытывая к ней жалость.

— Вот видишь, Борис! — Ванесса опустила руку ему на плечо с такой силой, что он вздрогнул.

— Но и Борис прав! — сказал я. — Успокойся, Ванесса, и обдумай все до мелочей. Вспомни, ты же сама говорила, что внезапно покинула Францию, даже не попрощавшись со своим возлюбленным. Почему? Ты не желала вовлекать его в судебное разбирательство, ведь он был свидетелем. Ты не хотела осложнять Паносу жизнь и мешать его учебе. — Ванесса согласно склонила свою пушистую белокурую головку. — Теперь же ты хочешь внезапно вернуться в Париж. Но ведь это и сейчас может иметь те же самые последствия, которых ты так опасалась, покидая Францию и Паноса. Не говоря уже о том, что легальный приезд во Францию для тебя невозможен. Ради себя и ради Паноса ты должна быть осторожна. Напиши ему, посмотри, что он ответит. Ты должна уберечься от нового разочарования и, уж конечно, не подвергать риску ни себя, ни кого-либо другого.

Ванесса смотрела на меня своими большими голубыми глазами.

— Я напишу сегодня же. С нарочным!

— Не делай из мухи слона, — произнес Мински исстрадавшимся голосом. — Ты всегда преувеличиваешь.

— Кто преувеличивает? — спросил я.

— Не имеет значения, — сказал Мински, — я уже извинился перед тобой и признал, что я, как и раввин, был не прав.

Ванесса не поняла; она поцеловала меня еще раз. На ее глазах выступили слезы.

— Борис рассказал мне обо всем по телефону, Ричи. Теперь я могу понять тебя… с Лилиан… в самом деле… и если я могу что-нибудь сделать для тебя… для вас обоих. Ведь ты так много сделал для меня.

— Любовь! Силы небесные! — простонал Мински, закатывая глаза.

— Я все сделаю, чтобы помочь вам! Все! — Ванесса взяла меня за руку.

В тот вечер никто из нас и не догадывался, как скоро она сможет помочь мне.

— Очень мило с твоей стороны, Ванесса.