– Ну, с кухней-то там полный порядок. Я, правда, не бывал у них целую вечность, но если за два месяца повар не потерял квалификацию, то дядю Томаса ожидает пиршество, которое он запомнит на всю жизнь.
– Вот это-то меня и пугает; представляю, что будет потом – когда он снова отведает стряпню нашей кухарки, – проворчала тетя Далия голосом Шопенгауэра.
Бинго и его жена свили себе гнездышко в районе Сент-Джонс-Вуда – небольшой веселенький дом с неким подобием сада. На следующий день вечером, явившись к ним, я обнаружил, что гости уже в сборе. Тетя Далия беседовала с Рози в углу гостиной, а у камина стояли Бинго и дядя Томас. Последний с хмурым и подозрительным видом посасывал через соломинку коктейль. При этом он так кривился, словно пришел в гости к Борджиа и сейчас твердил про себя: «Даже если в этом коктейле и нет яда, то уж за ужином-то точно отравят».
Впрочем, трудно было ожидать, что на лице такого субъекта, как дядя Томас, будет играть счастливая улыбка, поэтому я не обратил на него внимания. А вот что меня действительно удивило, так это мрачность весельчака Бинго. Что бы о нем ни говорили, но уж мрачным хозяином его никак не назовешь. В эпоху его холостяцкой жизни он, бывало, шутки ради забрасывал скучающих в ожидании супа гостей хлебным мякишем – сам видел! Но сейчас они с дядей Томасом казались близнецами; несчастное лицо Бинго придавало ему сходство с Борджиа, который, уже пригласив гостей к столу, спохватился, что забыл подсыпать цианистый калий в консоме.
До того как завязался общий разговор, имел место, казалось бы, незначительный случай. Смешивая мне коктейль, Бинго неожиданно приник к моему уху, и я услышал его зловещий, лихорадочный шепот:
– Берти, надо поговорить. Дело жизни и смерти. Завтра утром будь дома.
Вот и все, понимай как хочешь. Тут выстрелил стартовый пистолет, и голодная толпа бросилась к столу. Вынужден признать, я тотчас же выбросил этот мимолетный эпизод из головы ради, простите за высокопарность, высших интересов происходящего; ибо знаменитый Анатоль – видимо, по случаю прихода гостей – расстарался на славу.
Не в моих правилах говорить о серьезных вопросах поверхностно; я привык скупо взвешивать похвалу. Тем не менее готов повторять и повторять: да, Анатоль превзошел самого себя. Лучшего ужина моему желудку переваривать не приходилось, а уж на дядю Томаса искусство француза подействовало как вода на усыхающий цветок. Когда мы усаживались за стол, он пустил несколько ядовитых стрел в адрес правительства – да таких метких, что им там уж точно икнулось. Но после бульона с пирожком по-итальянски он уже находил для них некоторые оправдания: а что, мол, в наши времена ожидать прикажете? Над рулетом из фаршированного морского языка а-ля принцесс он стал еще более покладист: правительство, дескать, не может отвечать за все – например, за мерзкую погоду. Ну а отведав утку на вертеле по-охотничьи, он уже горой стоял за «наших ребят в министерствах».
Весь обед Бинго просидел с физиономией филина, тщетно скрывающего свою печаль. Чудно!
По дороге домой меня не покидали мысли о его странном поведении. Я надеялся, что у Бинго хватит ума дать мне выспаться – судя по его виду во время ужина, он твердо решил заявиться со своими бедами утром спозаранку.
Оказавшись дома, я обнаружил, что Дживс еще не ложился.
– Надеюсь, ужин удался, сэр?
– Вне всяких сомнений.
– Весьма рад, сэр. Сразу после вашего ухода звонил мистер Джордж Траверс. Он очень надеется, что вы поедете с ним в Хэрроугейт, сэр. Отбывает самым ранним поездом.
Мой дядя Джордж, несмотря на преклонный возраст, – большой весельчак. В свое время он тоже неплохо повеселился, и теперь над ним, словно меч – чей именно, сейчас не помню, – висит необходимость регулярно ездить в Хэрроугейт или Бакстон. А лечиться в одиночку он не любит.
– Это невозможно, – сказал я. Дядю Джорджа и в Лондоне-то выносить трудно, а быть сосланным с ним в скучный курортный городишко? Нет уж, увольте!
– Он весьма настаивал, сэр.
– Нет, Дживс, – твердо сказал я. – Я рад услужить родственнику, но поехать на воды с дядей Джорджем… Не может быть и речи!
– Пожалуй, вы правы, сэр, – отступил Дживс.
Слова эти – да еще из его уст – бальзамом пролились на мою душу. Дживс учился кротости, положительно учился!
Это показывало, что я был абсолютно прав, когда поставил его на место с теми шелковыми рубашками.
Утром следующего дня, когда появился Бинго, я уже отзавтракал и был готов его выслушать. Дживс молниеносно провел его в спальню, и Бинго уселся на мою кровать.
– Доброе утро, Берти, – поздоровался он мрачно.
– Привет, старина, – любезно отвечал я.
– Не уходите, Дживс, – попросил Бинго. – Подождите.
– Простите, сэр? – повернулся к нему Дживс.
– Останьтесь здесь, хорошо? Присоединяйтесь, вы мне нужны.
– Слушаю, сэр.
Бинго закурил и, нахмурившись, остановился взглядом на обоях.