Гаитэ судорожно пыталась прикинуть, к чему ей следует готовиться? Зная взрывной характер Торна, можно легко предположить, что насмешливость и спокойствие вряд ли были к добру? А последнее время она всё меньше и меньше сомневалась в том, что знает человека, с которым связала судьбу.
— Вижу, дорогая моя королева, ты не собираешься задавать лишних вопросов?
— Что с Кристофом?
— Сама как думаешь? — заломил он бровь.
— Либо он сдал меня добровольно, либо ты заставил его это сделать.
— В смысле — пытал? К счастью для всех для нас я решил быть гуманистом. Всего лишь приказал проследить за твоим очень верным, но, увы, не слишком умным слугой. Выследить кого-то при желании не так уж и сложно, особенно когда в твоём распоряжении всё королевство. И о чём ты только думала, моя дорогая, когда всё это затевала? Ладно, спишем на то, что после тяжёлой болезни ты не слишком-то хорошо соображала? К тому ж тобой двигала обида. Кстати, с радостью сообщу, что найти тебя я поручил моему брату и он прекрасно справился с задачей. Сезар всё сам порывался привести тебя обратно во дворец, но я решил не доставлять вам обоим такого удовольствия.
Торн резко поднялся, сделав несколько шагов к окну.
Гаитэ чувствовала горечь поражения и собственную беспомощность. Хотя, наверное, так и должно было быть? Честно уйти в сторону женщине в мире мужчин не позволят.
Мужчины часто сетуют на женское коварство, но что ещё остаётся? Если иначе — никакя?
— Ты сама оденешься? Или потребуется помощь? — сухо процедил Торн. — Поднимайся, дорогая моя. Пора возвращаться во дворец.
Гаитэ, подняв взгляд, тихо прошептала:
— Отпусти меня, Торн. Пожалуйста. Ничего из нашего союза хорошего не выйдет. Оставь меня. Я просто исчезну. Людям скажешь, что королева умерла от чумы. Ты сможешь снова вступить в выгодный для тебя союз.
Он резко обернулся.
Лицо Торна заострилось, губы сжались в ниточку. Он навис над ней, скрестив руки на груди и глядя янтарными, горящими кошачьим светом, глазами.
— Тебе понравилось чувствовать себя жертвой, Гаитэ? А я, конечно же монстр, третирующий больную жену, которой, к тому же, столь многим ей обязан? Я не святой, но так ли я действительно плох, чтобы бежать от меня, не оглядываясь? Я ошибся, но разве я не предложил тебе всё, что захочешь, в обмен на прощение?
— Надеюсь, ты сейчас не станешь повторять ложь о том, что считал себя брошенным и потому имеющим право на некоторую моральную компенсацию? К тому же эта женщина вовсе не случайна в твоей жизни. Вас в прошлом связывали, может быть, и не глубокие, но сильные чувства.
— Связывали, — неожиданно для Гаитэ Торн не стал отпираться. — Но если у меня и были чувства к этой женщине, то они остались в прошлом. В отличие от любви, которою ты питаешь к моему брату. У нас ведь час откровений, правда? Я признаю свой грех и прошу прощения. Я знаю, что тебе было не до романов с Сезаром, ты ведь боролась со смертью. Мой брат в тяжёлый час был рядом с тобой. В отличие от меня.
Торн говорил спокойно, не повышая голоса и даже язвительная, злая насмешливость на этот раз словно покинула его.
— Веришь ты или нет, но слуга, по чьему-то ли наущению, по собственному ли упущению, но не принёс мне нужной вести. Я не знал. Но если бы и знал, не уверен, что пришёл. Может быть я и плохой правитель, но даже плохой император лучше, чем вообще никакой. А король, заболевший чумой — это нонсенс. Конюхи, ремесленники, крестьяне болеют чумой и диареей. А королей и лордов либо убивают в бою, либо травят ядом. В общем, что тут говорить? Сезар, узнав о твоей болезни, не думал ни о ком, кроме тебя — ни об опасности, ни об ответственности. И мне сейчас его не переиграть. Я скажу тебе больше. Зная Сезара всю свою жизнь, я никогда не замечал у него привязанностей к какой-либо женщине, если исключить нашу сестру. Но ты… он, похоже, и в самом деле не просто влюблён — он любит тебя. Но всё дело в том, что я люблю тебя тоже! Может быть, моя любовь не лишена изъянов, может быть, она несовершенна. Но я люблю тебя, Гаитэ. И ты моя жена — не его! Ты шла за меня по собственной воле — даже по любви. Не отнимай у меня веры в это. Ты нужна мне. Ради тебя, из-за тебя, я ещё не отдал приказа сравнять с землёй этот рассадник вечного неповиновения — ваш Рейвдэйл. Ради тебя не отрубил голову твоему норовистому слуге. Как было бы удобно объявить меня злодеем, правда? А Сезара — этаким романтичным принцем, борцом за сердце девушки и справедливость? Но правда в том, что мы оба не герои и не злодеи, Гаитэ. А ещё она в том, что у нас, у меня и у тебя, будущее есть. А у тебя и Сезара?
Гаитэ с некоторым удивлением слушала мужа.
Часто она думала о нём, как о красивом, смелом, но что греха таить, не слишком умном человеке. А в такие моменты, как этот, она начинала понимать, что его грубоватый, прямодушный вид только маска.
Временами Торн проявлял удивительную прозорливость и даже мудрость.