Недавно он похоронил мать, которую положили рядом с Борисом Борисовичем, перед этим умер Суслов, которого положили рядом с его сыном. Вот о таких грустных вещах приходится писать. Просто все это и есть жизнь, которая проходит, оставляя на душе царапины.
А у меня в мастерской в память о них остались три портрета — Витоля, Б. Пиотровского и Суслова.
А теперь я опять возвращаюсь в Комарово.
Как я уже говорил, к нам на дачу, которую мы снимали, по вечерам набивался полный дом народа.
У меня есть единственный принцип, который я никогда не нарушаю: я не пью за рулем. И только однажды я нарушил его.
Было так называемое закрытие дачного сезона. Гостей полно.
Ночью, взяв под руки, меня подвели к машине и посадили за руль моего «Москвича-401». Пришлось развозить гостей.
Ничего не соображая, я развез всех по домам, каким-то образом вернулся домой, вылез из машины и упал. Меня за руки и ноги заволокли домой, положили в кровать.
А утром, протрезвев, я подумал, что этой ночью мог лишить человечество лучших представителей литературного и театрального мира. Слава богу, все обошлось. Я брожу по Комаровскому кладбищу, будто заглядываю в записную книжку с именами моих друзей.
Только они лежат не по алфавиту и у всех них теперь один и тот же адрес.
Вот Иосиф Хейфец, с которым мы часто встречались и дружили, рядом его жена — Ирина Светозарова.
Вот Юра Макогоненко. Рядом лежит Ляля.
Вот мои старые близкие друзья — Абрам Каганович, Натан Альтман, Володя Васильковский.
Вот жена Гранина — Римма.
Вот мой друг, архитектор Сергей Сперанский — сколько было вместе выпито! И так — на каждой дорожке: Женя Николаев, Дмитрий Сергеевич Лихачев и дальше — сплошные близкие мне фамилии друзей и знакомых. Некоторые памятники я делал им сам.
Грустно, что так мало осталось друзей живых и так много лежат здесь, на Комаровском кладбище.
Пока я писал эту книгу, не стало многих. Не стало Володи Ветрогонского, Володи Васильковского, Гюнтера Кремерса, Володи Анимова, моего самого близкого друга — Виктора Цигаля, Семена Ботвинника, Николая Пучкова.
На этой ностальгической ноте я завершаю свои нестройные заметки, не претендуя на глобальные выводы.
Грустно, что жизнь — интересная, яркая, веселая, наполненная встречами, спорами и просто дружбой — прошла.
Сейчас уже совсем другая жизнь и другие люди, среди которых друзей почти не осталось.
Портрет Б. Б. Пиотровского
Наша дача
Когда я получил гонорар за памятник Ленину для Дрездена, мы с Викой решили купить дачу. Гонорар был не ахти какой, поэтому рассчитывать на приличный дом, да еще в каком-то престижном месте вроде Комарово или Репино, мы не могли. И поэтому начали искать что-нибудь подходящее где-нибудь подальше.
Это теперь можно залезть в Интернет, пощелкать клавишами, и через несколько минут ты ознакомишься с десятками, а то и с сотнями различных предложений, из которых можешь выбрать самое подходящее.
А в те годы подобные поиски были ограничены рассказами знакомых, соседей, сослуживцев, у которых уже были дачи, и они могли случайно знать, где и что продается.
Нам повезло — наши друзья, которые уже несколько лет искали дачу, знали, что примерно в восьмидесяти километрах от города продается дом.
Машины у них не было, поэтому это было для них слишком далеко. О поселке Колосково, который они нам назвали, мы никогда не слышали, какой дом продается, они нам не сказали, и поэтому без всякой надежды на успех мы поехали на разведку.
Первое, что нас ошеломило, когда мы свернули с шоссе и въехали в Колосково, это аромат гнилых яблок. Яблоками в полном смысле этого слова было усыпано все. Они лежали, еще не убранные, под многочисленными яблонями и блестели в лучах осеннего солнца — золотистые, красные и зеленые — сквозь густую листву деревьев, лежали на открытых террасах очаровательных, как нам показалось, маленьких деревянных домиков, окруженных прекрасными садами.
Сами домики стояли далеко один от другого. Народа совсем не было видно, поэтому в поселке было очень тихо и спокойно.
Нам все это так понравилось, что мы ехали по центральной улице, уже не обращая внимания на многочисленные ямы и ухабы, которыми всегда отличаются наши дороги. Мы впервые попали в такой поселок, который абсолютно не был похож на широко распространенные тогда «дачные кооперативы» с их жуткой теснотой на шести сотках, или на наши замызганные деревни, где возле перекосившихся изб сидели бабки в пестрых халатах, а по улицам, качаясь, ходили пьяные мужики.
Ориентируясь по плану, мы свернули с центральной улицы и остановились перед невысоким забором. В глубине сада стоял маленький симпатичный домик, который был едва виден сквозь зелень, в которой он утопал. В таком домике, подумал я, я бы с удовольствием жил.
Мы вошли в сад.
Домик, который мне понравился, оказался полуразвалившейся летней кухней с большим количеством осиных гнезд и очевидными следами крысиного пребывания.
А за кухней стоял двухэтажный дом с четырьмя белыми колоннами перед входной дверью. Как я потом понял, колонны были сделаны из тонких асфальтобетонных труб, которые используются для дренажных работ.