Такая долгая жизнь. Записки скульптора

— Давай сделаем так, — предложил Кремерс перед отъездом, — мы пригласим ваших художников в Дюссельдорф, а вы наших — в Ленинград, а потом сделаем совместную выставку работ, выполненных за время этих поездок, и покажем ее у нас и в Ленинграде.

Мне эта мысль очень понравилась. В те годы я был заместителем председателя правления Ленинградского союза художников, и в мои функции входили международные связи. Без особого труда удалось пропихнуть через все официальные инстанции эту идею. Состав нашей и немецкой делегаций определяли в Дюссельдорфе. Они остановились на кандидатуре трех москвичей и на моей. Но сначала в Ленинград приехала скульптор Ханнелоре Кёлер.

Кугель — называл ее Гюнтер Кремерс. В переводе на русский это означает «шар». И действительно, она своими пропорциями напоминала небольшой шар. Это нисколько не мешало ей справляться с тяжелым отбойным молотком, когда она обрабатывала большие глыбы гранита. Без предварительных эскизов, без модели она вырубила в моей мастерской из полутораметрового куска мрамора фигуру «Материнство», да еще успела за месяц пребывания в Ленинграде написать из окна своего номера в гостинице «Ленинград» тридцать пейзажей Невы. Состояние природы каждый день менялось, и в результате она написала с одной и той же точки тридцать совершенно разных пейзажей.

Я помог ей организовать в залах Союза художников выставку. В центре зала стояла мраморная скульптура «Материнство». Эта выставка была первым удачным результатом нашей совместной работы. К радости Ханнелоре, ее фигуру «Материнство» забрал в свою коллекцию Эрмитаж. А мне в Дюссельдорфе дали хорошую мастерскую в Доме художников.

— Учтите, что в этом городе живет бывший наш живописец Данов. Избегайте встреч с ним, — сказал мне куратор из органов, прикрепленный к Союзу художников.

Но надо же было такому случиться, что мастерская Данова оказалась в этом же Доме художников, но этажом выше. Я это понял в первый же день, когда услышал его голос на лестничной площадке следующего этажа.

Следуя указаниям куратора из органов, я мгновенно рванул в свою мастерскую и отсиживался там до вечера. А вечером Кремерс пригласил меня на бал-маскарад, который проводят художники один раз в году в своем клубе.

Надо было придумать какой-нибудь маскарадный костюм. Я повязал голову красной косынкой, сделанной из пионерского галстука, который Кремерс привез в качестве сувенира из России. Потом отрезал от моего черного шарфа полосу ткани шириной десять сантиметров и завязал глаз. В таком виде, да еще и при моем носе с горбинкой, я стал смахивать на располневшего пирата.

Не успел я войти в зал, полный людей, одетых в самые немыслимые маскарадные костюмы, как кто-то хлопнул меня по спине и на чисто русском языке произнес:

— А вы как сюда попали?

Это был Данов. Маленький, коренастый, в костюме Мавра, он сиял дружелюбием.

— Неужели вы тоже эмигрировали в Германию? — радостно спросил он.

Я стоял, не зная, что предпринять, растерянно озираясь по сторонам. Раньше, во время войны, я озирался по сторонам, когда разговаривал с немцами, теперь, разговаривая с русским, я опять был вынужден озираться по сторонам. Ну что за жизнь! Не помню, что я ответил, но через минуту, сорвав с себя пионерский галстук и кусок бессмысленно испорченного шарфа, позорно бежал с бала-маскарада.

Дюссельдорфа я еще совсем не знал и несколько часов плутал по незнакомым улицам, пока не добрался до Дома художников. Через десять минут приехал Кремерс.

— Куда ты исчез? — спросил он. От него приятно попахивало шампанским и вкусными немецкими сосисками. Не мог же я ему объяснить, какую инструкцию я получил, уезжая из Ленинграда.

— Голова болит, — сказал я, проклиная глупую ситуацию, в которую попал, и думая о том, как мне жить в этом доме дальше. «Буду выходить из мастерской только ночью», — решил я.

В нашей стране с материалами, необходимыми скульптору для работы, очень просто: нужна проволока для каркаса — выходи во двор и выбирай любую, которая тебе нужна, — все валяется под ногами. Если нужна доска — пожалуйста! Полно деревянных заборов — отрывай любую, которая тебе годится.

В Германии все намного сложнее. Во дворах ничего не валяется, деревянных заборов, сколько я ни искал, нет. Приходится все покупать в магазинах. Все тщательно упаковано, с красивой этикеткой, и стоит жутко дорого. Скажем, мне не нужна струганая доска, а нужен простой обрезок, но таких досок в продаже нет. Только тщательно отделанная и опять же в красивой упаковке. Все же мне удалось сэкономить на том, что я использовал в своих целях металлические плечики — вешалку для одежды, которая висела в моем платяном шкафу.

Я уговорил Кремерса попозировать мне, поскольку, кроме него и Данова, у меня других знакомых в Дюссельдорфе не было.