Такая долгая жизнь. Записки скульптора

В самом конце войны Кремерса мобилизовали. Он младше меня на пять лет, и в сорок пятом году ему еще не исполнилось восемнадцати. Ему выдали рваную шинель и каску времен Первой мировой войны с двумя шишечками сверху. В таком нелепом виде он сразу же попал в плен к американцам. По словам Кремерса, американцы не очень церемонились с пленными и, не задумываясь, многих расстреливали. Поэтому он подобрал где-то старый ржавый велосипед и ночью бежал из лагеря. В таком немыслимом наряде, в кайзеровской каске, он по ночам мотался по дорогам Германии, пока не сумел спрятаться у своих родственников где-то под Дюссельдорфом.

Эту, в общем, не очень веселую историю он рассказывал в то время, пока мы работали, приукрашивая ее какими-то комическими деталями очень ярко и образно.

Настал момент, когда портрет был закончен, надо было сделать форму и отлить портрет из гипса. Я купил опять-таки красиво упакованные пакеты с гипсом и все, что мне было необходимо, в специальном магазине для художников. Возвращаясь в мастерскую, я тихонько пробирался по лестнице, прислушиваясь, не прозвучит ли где-нибудь русская речь.

Неприятности начались сразу же, как только я приступил к формовке. Гипс оказался не таким, как у нас, а я, не попробовав, в какой пропорции надо смешивать его с водой, залил форму и стал ждать, пока он затвердеет. Затвердевал он мучительно долго, а после того, как я попытался форму снять, она рассыпалась у меня в руках. Я был в отчаянии. Неудобно было перед Кремерсом, который честно сидел несколько сеансов на неудобном при его комплекции поворачивающемся стуле. Неудобно было перед Союзом художников, который рассчитывал на то, что я привезу готовый для выставки портрет, да и вообще жалко было погибшей работы.

Наверное, надо объяснить, что такое формовка и почему, невзирая на опыт, я попал в такую ситуацию. Обычно форму с готовой глиняной модели снимают формовщики. Они делают это быстро, аккуратно, получают за это деньги и уходят. Но не брать же с собой за границу формовщика! Приходится формовать самому.

Некоторый опыт формовки у меня есть, поскольку я очень люблю наблюдать, как работают другие мастера разных профессий, и попутно кое-чему учусь.

Формовка портрета происходит примерно так: глиняную голову разделяют как бы на две части — переднюю и заднюю, втыкая вплотную друг к другу небольшие металлические пластинки.

Если формовка происходит где нибудь за границей, для этой цели очень подходят пластинки, вырезанные из жести консервных банок.

Затем спереди и сзади голову покрывают слоем жидкого гипса и после того, как он затвердеет, пластинки вынимают и обе гипсовые половинки стаскивают с глиняной головы. Получается точный отпечаток того, что ты вылепил. Гордость старого формовщика — когда в форме удавалось сохранить следы пальцев автора. Затем обе половины формы смазываются жидким мылом или специальной смазкой, соединяются вместе, и в образовавшуюся пустоту наливается гипс.

Через полчаса можно начинать осторожно разбивать с помощью тупого зубила и молотка гипсовую форму, постепенно освобождая отливок головы от ненужного гипса.

Так вот, как раз снять форму с глины в этот раз мне и не удалось, поскольку гипс не затвердевал.

В это время в дверь кто-то постучал. Это был опять Данов. Он просто пришел меня проведать. Он-то не знал о грозном предупреждении, которое я получил перед поездкой в Дюссельдорф. Увидев, что произошло, он сразу принял живейшее участие в решении возникшей проблемы с формовкой.

— Не расстраивайтесь. Я сейчас все налажу, — сказал он и вышел из мастерской. Через некоторое время он вернулся с необходимым инструментом и с незнакомым мне тогда скотчем.

Через час форма была собрана, закреплена и связана скотчем. Затем он развел гипс в нужной пропорции, залил форму, и к утру отлитый в гипсе портрет Кремерса стоял как ни в чем не бывало на станке. Мне показалось, что в портрете появилась какая-то ехидная улыбка, которой прежде я не замечал и, во всяком случае, не старался ее воспроизвести.

Портрет Гюнтера Кремерса. Дерево

После этого я понял, что я все равно влип, и на следующий день пошел в гости к Данову. Ну, как я мог относиться к этому человеку как к классовому врагу? Это был мой товарищ, такой же, как и в Ленинграде, только теперь он жил в другой стране, где ему в отличие от Ленинграда приходилось день и ночь работать, проявлять чудеса находчивости и инициативы, чтобы без знания языка завоевать право участвовать в художественных выставках, продавать свои работы и не чувствовать себя изгоем.

А у меня после этого случая работа пошла легче.

Когда скульптор работает, он напяливает на себя старые испачканные гипсом брюки, старую рубашку или комбинезон. Однажды в Ленинграде, когда мы вышли в таком виде с Лешей Далиненко на улицу, какая-то бабка попросила нас «за два пол-литра» побелить ей кухню.