Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Мы с Дудиным жили на одной улице через дом друг от друга и, естественно, часто встречались с ним возле его или моего дома. Почти каждый раз он читал мне только что написанные им эпиграммы. Одну, ставшую широко известной, он написал за пару лет до смерти:

Переходит голос в шорох,
В белом инее висок,
Годы, годы, кончен порох?
Переходим на песок.

Эпиграммы, как правило, были всегда добрыми, а одну — на своего коллегу-поэта — он прочитал мне по секрету и просил никому ее не повторять:

Сергей — заика от природы,
И все его искания —
Не результат какой-то моды,
А все от заикания.

Он писал легко, весело и быстро.

Как-то ко Дню снятия блокады Ленинграда мы решили организовать с моим другом Володей Ветрогонским совместную выставку. Поскольку мы оба воевали, то решили: было бы хорошо, если вступительную статью к буклету напишет также фронтовик. Я позвонил Дудину.

— Зайди ко мне и дай фактический материал о себе и Ветрогонском, — сказал он. Через пять минут я был уже у него дома.

— Как только напишу, я позвоню тебе.

Я пошел домой, открыл входную дверь, и тут же раздался телефонный звонок. Я услышал в трубке высокий голос и своеобразный Мишин говорок:

— Милай! Забирай статью. Я уже написал.

Вот так быстро и легко он работал. Эта кажущаяся легкость никак не отражалась на глубине его поэзии. Особенно сильными, на мой взгляд, были его последние стихи, написанные незадолго до смерти.

Зеленый пояс Славы, проходящий по линии обороны Ленинграда, был задуман Михаилом Дудиным в 1975 году. По его идее на этом поясе в местах наиболее сильных боев должны были быть установлены памятники. В те годы нельзя было допустить, чтобы такой серьезный замысел принадлежал какому-то одному человеку. И я помню, что как-то сразу имя Дудина перестали упоминать, а в официальных сообщениях начали появляться слова о том, что идея создания пояса Славы вызрела «в народных массах и была воплощена в жизнь решением партии и правительства».

Я рассказал Дудину о сохранившейся у меня листовке защитников Ханко.

— Береги ее, — сказал мне Михаил. — Это очень редкая вещь. Таких листовок почти не осталось.

Как память о войне и о двух фронтовиках, замечательных людях — художнике Борисе Пророкове и поэте Михаиле Дудине, — я хранил этот листок бумаги у себя долгое время.

А теперь, когда мне уже восемьдесят и ни Дудина, ни Пророкова давно нет на этом свете, я отдал эту листовку моему сыну Саше: пусть хранится у него.

Мой первый педагог: Виктор Александрович Синайский

Виктор Александрович Синайский был первым моим педагогом в институте. Небольшого роста, коренастый, подслеповатый, он был верным последователем школы Матвеева. Виктор Александрович обладал удивительным чувством пластики, понимания скульптурной формы и вкусом. Все эти качества невозможно усвоить за годы учебы. Это врожденные качества, как талант: либо он есть, либо его нет. Безусловно, эти качества можно развивать под руководством опытных педагогов, но основа должна быть врожденной.

Сам Виктор Александрович создал очень немного работ, видимо, полностью посвятив себя педагогической деятельности. А ведь начинал он великолепно. Я еще помню замечательный гранитный бюст Лассаля, который стоял на Невском проспекте возле Думы.

Зачастую судьба произведений, как я уже не раз писал, зависит не от их качеств, а от изменения политической ситуации, в результате которой с лица земли исчезают монументальные произведения, замечательные памятники архитектуры, иконы, которым цены нет. Причем исчезают они не в результате исторических катаклизмов — землетрясений, наводнений, войн, — а по воле мелких руководителей или политических деятелей, имена которых давно всеми забыты. Потом появляется новая власть и начинает восстанавливать по случайно сохранившимся фотографиям или архивным документам то, что было разрушено. Я уж не говорю о потере подлинности и аромата времени, без которого пропадает прелесть старины во вновь созданных «новоделах». Примеров тому сегодня так много, что о них нет смысла говорить.

Лассалю Синайского повезло. Его перенесли в Русский музей, и тем самым он сохранился по сей день. Другие работы Синайского, на мой взгляд, не представляют никакого интереса: это несколько пионеров, которые стояли в Доме ленинградской торговли (правильно было бы назвать: Ленинградский дом торговли. Но это тоже один из абсурдов того времени: ЛДТ почему-то ассоциировали с инициалами Льва Давидовича Троцкого, и магазин назвали ДЛТ). Пионеры, я их еще помню, простояли некоторое время, а потом при очередной реконструкции ДЛТ их выбросили.