Такая долгая жизнь. Записки скульптора

В начале войны Пророков попал на остров Ханко и эвакуировался с острова одним из последних, на последнем корабле, который нещадно обстреливался и чуть было не затонул по пути в Ленинград. Потом Борис Иванович четырежды попадал в авиационные катастрофы, чудом оставался жив, но во время последней при падении самолета был ранен и тяжело контужен. С того времени Пророков испытывал непрерывные сильные головные боли. Они мучили его и днем и ночью.

— А вот когда мы с вами играем в теннис, у вас тоже болит голова? — спросил я.

— Непрерывно и очень сильно.

Глядя на него, разговаривая с ним, никак нельзя было предположить, что он испытывает постоянные муки. Особенно тяжело приходилось ему во время работы над большими тематическими графическими листами. Он, по его словам, всегда пытался войти в состояние человека, которого он изображал.

Когда Пророков работал над листом «Американский безработный», где должен был быть изображен отчаявшийся человек, перед тем как пытается броситься с моста в воду, он по несколько раз в день терял сознание.

Борис Иванович был удивительно умным и серьезным художником. Если отбросить содержание некоторых его графических работ, которое, естественно, соответствовало постулатам того времени, то оставалось блестящее мастерство, заостренность формы и новизна художественных приемов, которая тогда вызывала настороженность официальных органов.

Рассказывают, что одна из его графических серий, отобранная для Всесоюзной художественной выставки, казалась настолько прогрессивной, что ее чуть было не сняли с экспозиции. Как всегда, накануне открытия выставку посетил главный идеолог ЦК партии М. А. Суслов. Задержавшись около работ Пророкова, он сказал:

— Эти работы находятся на грани…

Что-то его отвлекло, и фразу он не закончил. Сопровождавшие его чиновники и руководители Союза художников так и не поняли, на грани чего находятся эти работы. На грани гениальности? А вдруг на грани формализма?

Открытие выставки задержали на два дня, выясняя, что же имел в виду Суслов. А тот уже и забыл о своей фразе.

Одновременно с созданием серьезных графических листов Пророков рисовал для журнала «Крокодил» забавные и остроумные карикатуры. Однажды Владимир Серов на какой-то из выставок показал свою картину, на которой был изображен конный отряд Александра Невского, въезжающего в городок на улицу, которая один к одному повторяла ситуацию картины Сурикова «Боярыня Морозова». Только у Сурикова боярыню Морозову, сидящую в санях, с поднятой вверх рукой, с двумя указующими перстами, везли как бы от зрителя, а у Серова Александр Невский ехал в противоположном направлении. В остальном — все то же самое: и дома почти такие же, и толпа по обеим сторонам улицы почти такая же, только одежда у людей другая и живопись хуже качеством.

Пророков поместил в «Крокодиле» карикатуру, на которой Серов, сидя в санях в позе боярыни Морозовой, с поднятой вверх рукой, держащей две кисти, едет мимо удивленных, стоящих по обе стороны улицы людей, одетых в современные костюмы. Называлась карикатура: «Не в свои сани не садись». После этого он напрочь испортил отношения с тогдашним руководством Союза художников.

Казалось бы, продолжай работать в редколлегии «Крокодила», помещай карикатуры на управхозов и бюрократов, что было разрешено свыше, но Пророков был человеком принципиальным, порядочным и мужественным. Вопреки официальной политике он мог прямо сказать то, что думает, чем бы ему это ни грозило.

Когда Василий Ардаматский, который был тогда главным редактором «Крокодила», поместил свою поэму «Без кого на Руси жить хорошо» (имея в виду евреев), Борис Иванович написал открытое письмо, в котором высказал свое возмущение, а после того как письмо не было помещено, подал заявление и вышел из состава редколлегии журнала.

Возвратившись из Комарово в Москву, Борис Иванович часто писал мне остроумные письма, сопровождая их забавными рисунками на полях.

А однажды он приехал в Ленинград и пришел ко мне в мастерскую. В то время в Москве собирались построить пантеон видным деятелям Советского Союза. Был объявлен конкурс, и у Пророкова появилась идея установить на куполе пантеона большую фигуру Данко с поднятой рукой, в которой светилось бы вырванное из груди сердце. Я вылепил метровую фигуру, и Борис Иванович не оставлял меня в покое, пока фигура не приобрела, по его мнению, достаточную остроту и завершенность.

Конкурс не состоялся, фигура не сохранилась, и у меня осталась только фотография и прекрасные воспоминания о нашей совместной работе.

Во время войны Пророков оказался на острове Ханко вместе с поэтом Дудиным. Вместе они работали в редакции фронтовой газеты и выпустили знаменитую листовку «Наш ответ Маннергейму» — по аналогии с ответом запорожских казаков турецкому султану. Текст листовки написал Михаил Дудин, а по полям листовки Пророков сделал очень смешные рисунки. Каким-то чудом у меня сохранился один экземпляр этой листовки.