— Ейн маль биер. (Один раз пиво. Одно пиво.) — Сел в угол на деревянную скамью и стал читать надписи, которые по разрешению хозяина делали местные рыбаки на деревянной стене. Надписи были разные: житейско-философского характера, шуточные, назидательные. Большинство из них было сделано на платдойч (северонемецком наречии). Юрию Васильевичу помогал английский, он читал платдойч без труда. Ему понравилась надпись: «Счастлив тот, кто обладает чувством юмора». Тут же была сделана приписка: «И не утратил его в наши дни…»
«А я вот, кажется, утратил чувство юмора и потому несчастлив…» И снова мысли о Маше, о причинах ее молчания овладели им. Он расплатился и вышел, но эти мысли не покидали его весь вечер и долго не давали ему заснуть.
Около шести часов утра его разбудил хозяин отеля, бородач лет шестидесяти, бывший рыбак.
— Вас спрашивают внизу. — Вид у хозяина был неприветливым, и он почему-то все время отводил глаза в сторону.
Внизу, уже одетый, стоял Брэндэндж.
— Юрас, кажется, началось… — сказал он. — Германские войска перешли границу твоей страны.
— Откуда ты знаешь?
— Мне позвонили из Берлина.
Новость была такой, что у Тополькова мурашки побежали по спине.
— Я сейчас, мигом!
Он вбежал наверх, быстро собрался и вернулся вниз. В машине работало радио. Топольков сразу узнал голос Геббельса. Министр пропаганды зачитывал правительственное заявление, в котором говорилось, что русские исподтишка готовили удар по Германии. «Только прозорливость фюрера спасла немецкий народ от гибели — Германия нанесла упреждающий, превентивный удар…»
Тяжело стало на душе. Невыносимо. Юрий Васильевич снова подумал о Маше: «Только бы она не выехала…»
— Что ты хочешь от наци, Юрас, — наконец услышал Топольков голос Брэндэнджа. Он и раньше что-то говорил, но Юрий Васильевич, занятый своими мыслями, как бы отключился от всего и понял смысл только последней фразы: — Что ты хочешь, Юрас, от наци… Это бандиты с большой дороги…
— Где у тебя Москва?.. Давай поймаем Москву!
Брэндэндж одной рукой управлял машиной, другой стал крутить ручку настройки. Москву удалось поймать не сразу. Но вот он… голос далекой Родины…
«Хорошие вести поступают с южных полей нашей страны. Сотни тракторов и комбайнов вышли на поля Кубани и Дона, чтобы собрать богатый урожай нынешнего года. В Большом академическом театре Советского Союза сегодня состоится спектакль «Лебединое озеро», — говорил диктор.
— Что за черт! Война ведь…
— Ничего удивительного, Юрас, — сказал Брэндэндж. — Пока машина раскрутится…
Лондон передал короткое сообщение о нападении гитлеровцев на Советский Союз. В сообщении также говорилось, что сегодня в палате общин выступит премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль.
В двенадцать часов Топольков и Брэндэндж услышали заявление Молотова:
«Сегодня в 4 часа без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну… Это неслыханное нападение произвело, несмотря на то что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия договора…»
Уже подъезжая к Берлину, Топольков поймал Лондон и услышал характерный голос английского премьер-министра.
Черчилль говорил немного в нос, с придыханием: