Такое долгое странствие

В былые времена Густад не задумываясь отклонил бы его предложение. Игры с религиями он считал занятием безвкусным и недостойным, оскорбительным для других религий, и в первую очередь для его собственной. Но Гора Марии – другое дело, в отношении ее он ощущал едва ли не предопределенность: сначала уличный художник рассказывает ему о чуде, а сегодня он вдруг встречает Малколма. И от обоих слышит одно и то же. Похоже на божественное вмешательство. Может, это Дада Ормуз что-то ему подсказывает?

– Хорошо, пойдем.

– Отлично, – сказал Малколм, весьма довольный. – Я сяду на двухчасовой местный поезд на станции Марин Лайнз. А ты стой на платформе Грант Роуд и высматривай меня.

– Хорошо, – согласился Густад. – Который сейчас час?

Столетние часы на фасаде рынка Кроуфорд, исправно (за исключением тех случаев, когда отрубалось электричество) служившие здешним мясникам и владельцам зоомагазинов, лавочникам и торговцам с черного рынка, покупателям и попрошайкам, собиравшимся под одной огромной крышей, показывали половину одиннадцатого.

Густад проводил взглядом Малколма, направлявшегося в район Дхобиталао, где находилась и старая школа Сохраба. Отсюда, от автобусной остановки, ему были видны стены полицейского участка неподалеку от колледжа Святого Ксавьера, и огороженное пространство, на котором когда-то дрессировали полицейских собак. Однажды они с Сохрабом видели через решетчатые ворота, как доберманы-пинчеры нападали на дрессировщиков, терзая их плотно подбитые ватой рукава.

Подошел автобус, и Густад тревожно посмотрел на свою корзину. Старый страх, что из корзины просочится кровь, до сих пор преследовал его, хотя за несколько последних недель он освоил новую технику: выстлать дно и стенки корзины изнутри несколькими слоями газет, а поверх них разложить полиэтиленовый пакет. Если даже полиэтилен прорвется, газеты впитают выделения. Метод работал безупречно, но, словно чтобы оправдать его тревогу, женщина, сидевшая перед ним, повернулась, сердито посмотрела на него и кончиком своего сари прикрыла нос и рот. Ее взгляд метался от корзины к лицу Густада и обратно.

«Она знает, чтó у меня там, внутри, и чует мой страх как собака. У нее глаза, как у тех доберманов. Проклятые вегетарианцы. Они распознаю́т мясо каким-то шестым чувством. Не везет мне с поездками на автобусе. Вспомнить хоть ту поездку с Чор-базара, когда я впечатался в мадам Толстый зад. Ох и рассердилась же она. Но как быстро я ее очаровал».

При этом воспоминании он улыбнулся, однако вегетарианка прочла в его взгляде высокомерие, и ее глаза плюнули в него ядом.

III

После ланча Густад сказал Дильнаваз:

– Я еду навестить Диншавджи.

Он надеялся, что будет возвращаться не слишком поздно и действительно успеет заехать в больницу, пусть его ложь станет хотя бы полуправдой. Он и так испытывал чувство вины, лишая Диншавджи нескольких часов своего присутствия.

В два часа скорый поезд до Вирара остановился на станции Грант Роуд. Начались толкотня и стремительный «обмен тел», после чего поезд тронулся вновь: переполненный третий класс; умягченный подушками первый; вагон «Только для женщин», окна которого были закрыты специальной металлической решеткой с такими крохотными ячейками, что никакой развратный палец в них не протиснется. На перронном табло сменилась информация с указанием маршрута следующего прибывающего поезда. Густад принялся изучать его, пытаясь разобраться в его хитросплетениях. Тем временем поезд подкатил к платформе, и Малколм крикнул, чтобы привлечь его внимание. Через несколько минут, на станции Бомбей Сентрал, им удалось занять места у окна.

– Это медленный поезд, идет со всеми остановками, поэтому и набит битком, – сообщил Малколм. – Как всегда – вопрос спроса и предложения.

Густад читал названия пригородных станций на сине-бело-красных табличках, время от времени мелькавших за окном. Махалакшми. Нижний Парел. Элфинстон-Роуд. Дадар.

– Дадар, – сказал Густад. – Я привозил сюда Сохраба, когда он был в седьмом классе, – за учебниками, в Первез-Холл.

– А что это?

– Социальная служба, они помогают учащимся. – Он улыбнулся при воспоминании. – Сохраб так разволновался, увидев все эти книги. Ему хотелось посмотреть их все: учебники для восьмого класса, для девятого, для десятого, для сдачи экзаменов на получение аттестата – все. Старушка – тамошняя служащая – сказала ему: dikra[255], не спеши, учись год за годом, если будешь глотать сразу слишком много, у тебя случится несварение желудка. – Малколм засмеялся: так забавно Густад воспроизводил манеру речи старой дамы. – Я был такой же, когда впервые попал в папин книжный магазин. Мне хотелось немедленно рассмотреть все книги. Как будто они вот-вот исчезнут. – При этих случайно вырвавшихся словах лицо его затуманилось. – Они и исчезли. Вместе с судебным приставом.

Станция Матунга.

– А ты помнишь, как мы взяли микроавтобус моего дяди, ночью, чтобы спрятать в нем мебель?

– Да, как раз накануне того дня, когда приехал проклятый грузовик пристава.

– Тебе эта мебель до сих пор служит?