Однако, клише не клише, думал Густад, когда речь идет о религиозных фанатиках, лучше заранее позаботиться о безопасности, чем потом жалеть. Как все беспорядки, тогдашние начались с мирного собрания
– Покупаешь у разносчика? – переспросил Малколм. – Позволь, но это же совсем другое дело:
Густад рассказал ему о болезни Рошан. Несмотря на тридцатилетний перерыв, он чувствовал себя так же спокойно и приятно в обществе Малколма, как в их студенческие дни. Он признался ему, как разочаровал его Сохраб, испортив себе будущее, и как у него болит сердце за сына. Потом всплыла тема Диншавджи.
– Так печально, так больно видеть, как этот чудесный персонаж беспомощно лежит в кровати. Он был моим единственным настоящим товарищем с тех пор, как мы с тобой потеряли друг друга из виду. – Произнося эти слова, Густад вспомнил также и Джимми Билиморию, но о нем умолчал – майора следовало вычеркнуть из своей жизни.
Малколм исполнился сочувствия к бедам друга.
– Есть способ помочь твоей дочке, – сказал он. – И твоему больному другу. Ты слышал о Горé Марии?
Какое совпадение, подумал Густад и сказал:
– Да, слышал.
– Я не имею в виду шутку, которая была в ходу у нас в колледже, – рассмеялся Малколм. – Ну, помнишь: девочек спрашивают, как пройти на гору Марии… Я говорю о базилике Богоматери Нагорной.
– Ах, так вот что значила та шутка! Но и о базилике я тоже слышал. Совсем недавно один уличный художник рассказал мне о чуде Горы Марии.
Малколма очень впечатлил рассказ Густада о замечательном художнике, который преобразил черную каменную стену возле Ходадад-билдинга.
– Сходи со мной на Гору Марии, – сказал он. – Попроси Богоматерь помочь. Она исцелит Рошан и твоего друга. Чудеса случаются каждый день, многие я видел своими глазами. – Но сначала он предложил помощь в выборе курицы, и они направились к птичьим рядам. Густад еще больше узнал о церкви Богоматери Нагорной, о том, что она традиционно принимает и парсов, и мусульман, и индусов, независимо от касты и убеждений. Дева Мария помогает всем, она не делает различий между людьми по религиозной принадлежности. Когда они шли вдоль клеток с курами, Густад почувствовал себя так, словно вернулся в одно из их давних студенческих воскресений, с утренним посещением церкви, покупкой мяса, знакомством с христианством. Разглядывая птицу, которую протягивал ему хозяин лавки, он продолжал слушать друга.
– Постой-постой, – вдруг перебил себя Малколм. – Видишь это? – Он указал на деформированную куриную ногу. – Должно быть, она подралась. Никогда не покупай драчливых кур. – Он жестом велел продавцу убрать птицу и предупредил: – Думаешь, мы слепые? – Малколм взял выбор курицы на себя, чему Густад был очень рад. Малколм напомнил ему отца в годы его процветания, когда он чувствовал себя на рынке Кроуфорд в своей стихии.
– Чертовски хорошая курица, – сказал Малколм, выбрав одну, которая ему понравилась. – Вот пощупай здесь, под перьями. – Небрежно потыкав пальцем, Густад с ним согласился. Хозяин лавки взял нож и отправился в заднее помещение. Малколм последовал за ним, кивнув Густаду, чтобы он тоже шел.
– С этими жуликами надо держать ухо востро, а то, глядишь, подменят птицу на ходу.
Хозяин спросил, нужна ли им голова. Густад ответил отрицательно, и голова полетела в сточную канаву на радость воронам.
– Ну так как, пойдешь со мной? – спросил Малколм, когда они подходили к автобусной остановке. – Можно сделать это прямо сегодня.