Такое долгое странствие

– Мы в их власти, не так ли? – послышался голос сверху. Хорошо одетый мужчина лет тридцати с небольшим, вытянувшийся там на багажной полке, рассмеялся. – Кули правят бал. Министр путей сообщения думает, что он контролирует ситуацию, забастовщики думают, что ее контролируют они, а настоящими ее хозяевами являются кули. Я заплатил двадцать рупий за это спальное место люкс.

Густад улыбнулся ему в щель между планками багажной полки и вежливо кивнул. Полчаса спустя, когда раздался свисток, купе, тамбуры, проходы были до отказа забиты людьми и вещами. Он вытер вспотевшее лицо рукавом, поскольку достать платок не представлялось возможным. Человек с багажной полки сказал:

– Ехать больше двадцати четырех часов. Но постепенно станет легче.

И он оказался прав. Со временем купе перестало казаться таким уж набитым; агрессия, с которой все столбили свои территориальные права, растаяла. Пакеты с едой были открыты, и еда съедена. Люди даже находили возможность воспользоваться туалетом: мужчины, ехавшие в нем, услужливо выходили, когда помещение требовалось для иных нужд.

– Первый раз едете в Дели? – спросил Густада багажный пассажир.

– Да.

– Не повезло. Эта забастовка и вообще… Но для осмотра достопримечательностей момент подходящий: погода будет благоприятной.

– Я еду по личному делу, – ответил Густад.

– О, я тоже – по сугубо личному делу. – Совпадение показалось ему забавным. – Там живут мои родители. Они считают, что мне в моем возрасте пора жениться, потому что они в их возрасте рискуют умереть, так и не увидев своего старшего сына женатым. Это предмет их большой печали. Так что я собираюсь выбрать себе жену. – Он сменил свое горизонтальное положение, свесив вниз голову.

– Желаю удачи, – коротко ответил Густад, отнюдь не желая становиться реципиентом его откровений.

– Большое-большое спасибо. – Мужчина попытался сесть и стукнулся головой.

На обед Густад купил стакан чаю через окно во время стоянки поезда, потом, уже почти в семь часов, развернул пакет с бутербродами, которые дала ему с собой Дильнаваз. Омлет. Любимая еда Диншавджи. «Как я дразнил его этим. Два бутерброда каждый день, на протяжении тридцати лет».

Свет начал меркнуть, вскоре поезд мчался на север сквозь темноту. Густад медленно жевал бутерброды, глядя на пустые поля, в которых время от времени то там, то тут мелькали слабые огоньки. Будет ли оправданным это долгое путешествие? Стóит ли вообще какое бы то ни было долгое путешествие конечного результата?

Его мысли вернулись к Диншавджи. Разрозненные мысли, из разных десятилетий их жизни. «Новичок – так он называл меня. Бывало, поднимет руку и скажет: под моим крылом ты в безопасности, тут немного попахивает, зато безопасно. Указывал мне, кому можно доверять, кто – сплетники, кто – лизоблюды, кто может предать. А его трюк с пиджаком, оставленным на спинке стула! Как он смешил людей. В обеденный перерыв и во время чаепитий. Даже и в рабочее время острил время от времени. Да, это было его благословенным даром – умение заставить людей смеяться. И какое же это было долгое путешествие для Диншавджи тоже. Но оно, несомненно, того стоило».

Поезд трясся сквозь ночь. Теперь стало гораздо прохладней. Густад дремал, его голова, качаясь, ударялась об оконное стекло.

III

После отъезда Густада ранним утром несчастья посыпались на Дильнаваз одно за другим. Сбежало молоко, керосин перелился через край воронки, когда она заливала его в плиту, – в кухне образовался страшный бардак.

Она тревожилась за Густада, лучше бы он не ездил в Дели. Но это единственный способ узнать правду. Иначе Густад никогда не будет иметь покоя. И если признаться честно, она тоже. И тем не менее мысль о Густаде, входящем в тюрьму, пусть и в качестве посетителя, пугала.

Кроме того, она еще не сделала того, что предписала мисс Кутпитья для выздоровления Рошан. Рошан теперь стало намного лучше, однако мисс Кутпитья не уставала предостерегать, чтобы она не успокаивалась, не впадала в ложное ощущение безопасности, потому что именно этого и ждут темные силы, которые шныряют, как ядовитые змеи, нанося удар, когда меньше всего его ждешь. «Я ведь уже сделала все, что она велела, какой смысл останавливаться теперь?

Но почему, когда речь заходит о Сохрабе, она всегда только и твердит: терпение, терпение? И что это за «последнее средство», о котором она так не хочет говорить? Я больше так не выдержу, не могу лежать ночи напролет без сна, тревожась о Сохрабе, Густад тоже страшно переживает, хотя не признает этого, повторяя “у меня только один сын”, а я вижу боль у него в глазах каждый раз, когда смотрю на него.

Но если я собираюсь выполнять указания мисс Кутпитьи, то сейчас самое время», – думает она, однако колеблется, пока вечером, закончив выгуливать во дворе Капельку, мистер Рабади не звонит в дверь Ноблов. Как только Дильнаваз открывает дверь, собака заливается пронзительным лаем.

– Чоп рэ[287], Капелька! – прикрикивает на нее мистер Рабади. – Веди себя прилично с тетей Нобл. Она нервная. А ваш муж дома?

– Нет.