Такое долгое странствие

– Входите, мистер Нобл. – Хозяин кабинета встал и протянул ему руку. – Мистер Билимория ждет вас уже несколько недель. – Мистер Кашьяп был коренаст, его лицо, казалось, улыбалось всегда, вне зависимости от того, что он говорил.

– Я был очень занят.

– К сожалению, мистера Билимории здесь больше нет. – Улыбка на лице мужчины придавала его словам несколько зловещий смысл.

– Больше нет?

– Нет-нет, я имею в виду, что его нет в этом здании, в обычной камере, мы были вынуждены перевести его в больничное отделение.

– Что случилось?

– Высокая температура и большая слабость. Должно быть, тропическая лихорадка. – Он продолжал улыбаться своей широкой бессмысленной улыбкой. – По роду службы ему очень часто приходилось бывать в джунглях.

– Но я все же могу его повидать?

– Да, да, разумеется. В больнице, в обычной камере, в одиночной ли – я должен обеспечить доступ включенных в список посетителей, так что никаких проблем. Мы можем отправиться прямо сейчас.

Главное здание с больницей соединял мрачный коридор. На каблуках у мистера Кашьяпа были металлические подковки, которые громко цокали по каменному полу, отдаваясь эхом в памяти Густада. Его охватило чувство огромной утраты, безысходности и опустошения.

Мистер Кашьяп перекинулся несколькими словами со стражником в больничном холле, а потом обратился к Густаду:

– Ну вот, пожалуйста, ждите здесь, за вами придут.

– Спасибо.

– Не за что, – ответил мистер Кашьяп и отбыл, улыбаясь грязным желтым стенам.

Вскоре появился служащий в белом халате и повел Густада вверх по лестнице. Они миновали большие вонючие палаты и несколько одиночных, у входов в которые дежурили полицейские.

– Вы друг мистера Билимории? – Густад кивнул. – Большая, большая неприятность все эти юридические проблемы, а теперь еще и инфекция. Он иногда бредит. Не пугайтесь, если это случится при вас, это последствие действия медикаментов.

Густад кивнул, не веря своим ушам. Ум Джимми, острый как лезвие «Севен о’клок» из нержавеющей стали, – в бреду? Не может быть.

– Как долго вы намерены задержаться? Визиты ограничены получасом.

– Но я приехал сюда специально из Бомбея. Мой поезд уходит в четыре часа пополудни.

– Мистер Кашьяп сообщил мне, что вы – особый посетитель. – Он немного поразмыслил. – До трех, хорошо?

Они остановились перед дверью, возле которой на деревянном табурете сидел полицейский с тяжелой длинноствольной винтовкой, держать которую он явно устал. Человек из медицинского персонала дал Густаду указания, и он нерешительно вошел в палату.

Воздух в ней был спертым, единственное окно закрыто на щеколду. На кровати, отвернувшись от входа, лежал человек, казавшийся спящим. Густад слышал его затрудненное дыхание. Не желая внезапно разбудить и испугать Джимми, он осторожно приблизился к изножью кровати. Теперь он мог хорошо рассмотреть его, и от того, что он увидел, ему захотелось плакать.

На кровати лежала тень. Тень мощно сложенного офицера, некогда жившего в Ходадад-билдинге. Линия волос далеко отступила ото лба, из-под запавших щек гротескно выпирали острые кости. Не было больше щегольских, закрученных вверх усов. Глаза тонули в глубине глазниц. Шея, насколько он ее видел, была тонкой, как у тщедушного Диншавджи, а под простыней угадывалось нечто, слабо напоминающее сильные плечи и грудь, которые Густад и Дильнаваз, бывало, ставили в пример своим сыновьям, призывая их ходить прямо, выпятив грудь и подобрав живот, – как дядя майор.

«И это случилось всего за полтора года? Это тот самый человек, который нес меня на руках, как ребенка, в клинику Мадхиваллы-Костоправа? Который побеждал меня в армрестлинге так же часто, как я его?»

Правая рука Джимми покоилась поверх простыни, иссохшая так же, как его лицо. Она дважды дрогнула, и его веки поднялись. Взгляд был озадаченным, и глаза снова закрылись. Губы слабо и хрипло прошелестели: «Гус…»

«О господи! Он даже не в состоянии произнести мое имя».

– Да, Джимми, – ободряюще сказал Густад и взял его руку. – Это я, Густад.

– Инъек… ек… инъекшия, – прошептал он неразборчиво. – Подожди… скоро… немного… лучше…

– Да-да, не спеши. Я здесь, Джимми. – Не выпуская его руки, Густад пододвинул стул ближе к кровати. Что же это за болезнь такая? Что они с ним сделали?

Гнев, обвинения, требование ответов сразу вылетели у него из головы. Только бесчувственное чудовище могло мучить вопросами сломленного человека. Он будет ждать, слушать, чего хочет Джимми, утешать его, предложит помощь. Обо всем остальном следует забыть. И все простить.

С полчаса он сидел, держа холодную дрожащую руку Джимми в своей. Наконец Джимми снова открыл глаза.

– Густад. Спасибо. Спасибо, что приехал, – прошептал он. Теперь его речь была четче, хотя голос дрожал.

– Да что ты! Я рад, что приехал. Но что случилось? – Он тут же одернул себя, вспомнив свое мысленное обещание. – Все в порядке, не напрягайся.

– Уколы, которые делают… от лихорадки. Из-за них… трудно говорить. Но. Через час… лучше.

Он не столько выговаривал, сколько выдыхал слова, и они тут же рассеивались, как клубки дыма на ветру. Густад придвинул стул поближе.