– Я вовсе не это имел в виду. Война началась.
– Ну и что ты должен делать, если началась война? Мой муж возьмет винтовку и пойдет воевать? – Она обняла его за шею и прижалась щекой к его плечу. Выздоровление Рошан, благополучное возвращение Густада, новый настрой мисс Кутпитьи – чего еще могла она желать? Дни тревог и печалей позади. Если, конечно, не считать отсутствия Сохраба. Но она чувствовала, что и это теперь каким-то образом уладится.
– Странно ты рассуждаешь, – строго сказал Густад. – С ближайшего вечера был объявлен режим затемнения. Я должен подготовить дом к воздушным налетам.
– В такую даль, до Бомбея, они сразу не долетят, – сказала она, смеясь.
– В такую даль? А ты знаешь, что при современной реактивной авиации пакистанцы могут быть здесь уже через несколько минут? Или ты думаешь, что они пошлют тебе по почте уведомление, когда захотят сбросить бомбу?
– Ладно,
Густад отметил, как хорошо, что он не убрал затемнение, по крайней мере одним делом меньше, и напомнил, как она пилила и пилила его по этому поводу девять лет после войны с Китаем. Но разве в шестьдесят пятом, когда разразилась война с Пакистаном, затемнение не пригодилось?
– Вот и теперь то же самое. История повторяется.
– Хорошо-хорошо,
Он перенес стул к входной двери, чтобы проверить защитную бумагу.
– Пусть Дариуш останется со мной, – сказал он, когда она, вооружившись шваброй на длинной ручке и всевозможными чистящими средствами – метлы из листьев пальм, – собралась уходить. – Мне понадобится его помощь. – В нескольких местах требовалось подправить затемнение. Дариуш стоял рядом, чтобы подавать ему молоток, гвозди и листы черной бумаги. Взобравшись на стул, Густад вдруг осознал, что этим утром в десять часов не было сирены воздушной тревоги. Отныне она будет звучать только в случае реального налета.
Покончив с входной дверью, они переставили стул к окну возле черного письменного стола.
– Это я могу сделать сам, – сказал Дариуш. Он встал на стул и протянул руку за молотком. Но его отец замешкался, мечтательно поглаживая темную деревянную ручку инструмента, на лице его играла отрешенная улыбка.
– Ну? – сказал Дариуш, чтобы вывести его из задумчивости.
Густад испытал прилив гордости, глядя, как пальцы сына уверенно сомкнулись на ручке молотка.
– Ты никогда не видел своего прадедушку, но это его молоток.
Дариуш кивнул. Он всегда слушал, как Густад учил плотницкому делу Сохраба, поэтому теперь поднял идеально сбалансированный молоток с круглым бойком и стал умело вбивать гвозди. Когда он вернул молоток Густаду, ручка показалась ему немного влажной. Это от ладони Дариуша, подумал он и вспомнил, как обильно потел его дед: даже в дни процветания, имея работников, он любил сам делать тяжелую работу. Пот струился у него со лба на лицо и шею. В разгар работы под мышками образовывались огромные темные пятна, просторная рубашка прилипала к спине, а мокрое пятно на груди формой напоминало большое сердце. Потом он снимал рубашку и
Что означает, когда молоток передается из поколения в поколение? Это означает надежность, преемственность, полноту в самом сердце человеческого бытия. Вот и все. Незачем дальше трудиться выискивать глубинный смысл этих слов.
Они переходили от одного окна к другому, от одной отдушины к следующей, починяя разорвавшиеся края, заклеивая дырки, и он рассказывал Дариушу о мастерской, какой она была до станков и электрических инструментов, когда мастера полагались только на свои пот и мускулы, а иногда и кровь, чтобы делать из деревянных чурок прекрасные вещи, о прадеде Дариуша, огромном сильном мужчине, добром и ласковом, но обладавшем непоколебимым чувством справедливости и честностью, – однажды оторвал своего мастера за воротник от земли и пригрозил вышвырнуть на улицу за то, что тот плохо обошелся с одним из плотников.
Так, пока они работали, Густад открывал Дариушу окна своей жизни, чтобы он мог заглянуть в его прошлое. Дариуш слышал все эти истории и прежде, но каким-то загадочным образом они звучали по-другому, когда он держал в руке молоток своего прадеда.
Починив затемнение, они соорудили из плотного картона абажуры для голых лампочек и включили свет, чтобы проверить, направлен ли он теперь строго в пол. Потом Густад решил, что под большой кроватью с четырьмя столбцами будет их бомбоубежище: настоящее эбеновое дерево, из которого был сделан ее каркас, и прочные, в дюйм толщиной, перекладины из бирманского тика выдержат любые обломки, если случится худшее.