Густад вернулся к воротам, где
– Соли, как ты думаешь, удастся тебе уговорить этих людей, пользуясь своим более высоким званием?
Инспектор Бамджи хохотнул и покачал головой.
– Единственное, что я усвоил из службы с этими маратхскими придурками, это умение свободно произносить:
Из дома вышел и присоединился к соседям Сохраб. Он мимолетно встретился взглядом с отцом и отвернулся.
Густад удивился, увидев его. Семь месяцев спустя сын впервые посмотрел в лицо отцу. Хватит ли ему храбрости…
– Командир, ты меня слушаешь или нет? – Инспектор дернул Густада за рукав. – На твой вопрос отвечаю: я никогда ни во что не вмешиваюсь, когда я не при исполнении. Мне и на службе этой
Мисс Кутпитья искоса сурово посмотрела на него. Миссис Пастакия хихикнула в знак прощения. А на лице мистера Рабади появилось глуповато-самодовольное выражение: не привыкший к нецензурной речи, он изо всех сил делал вид, что это не так.
Темул следил за выражениями их лиц и напряженно вслушивался в каждое слово. Минуту спустя, когда все уже забыли о промахе Бамджи, он стал широко улыбаться всем по очереди, радостно повторяя:
–
Инспектор быстро окоротил Темула крепким подзатыльником.
– Омлет! Ну-ка заткни свой поганый рот!
Темул ушел, потирая ушибленное место. Свое недовольство поступком Бамджи Густад выразил завуалированной колкостью:
– Бедный парень. Своих мозгов нет, только повторяет, что говорят другие, – сказал он.
Толстокожий Бамджи, как обычно не уловив намека, ответил:
– Ну, теперь поймет, что повторять вредно для здоровья.
Густад пытался найти подходящие слова, чтобы выразиться резче, но в вежливой форме, когда на тротуаре материализовался Малколм. Густад поспешно отошел от соседей.
– Куда ты подевался? Я только увидел тебя, как ты сразу исчез.
– Ходил искать телефон, – ответил Малколм. – Чтобы сообщить в контору, что тут происходит.
– В какую контору?
– В муниципалитет. Видишь ли, я – руководитель этого чертова проекта.
Так вот какая судьба постигла Малколма. «Мой однокашник по колледжу, который сплетал ноты как волшебник, извлекая музыку из неких сфер между сном и явью. Ноктюрны Шопена. Те вечера… давным-давно. А теперь он надзирает за кирками и бетономешалками».
– И что сказали в конторе?
– Что муниципалитет не может отступать перед напором толпы, город должен продолжать свою работу. Проклятые идиоты не понимают, насколько это рискованно.
– Ты бы лучше оставался во дворе, так безопасней.
– О, со мной все будет в порядке, – сказал Малколм. – Увидимся позже. – И, прежде чем Густад успел разубедить его, нырнул обратно в толпу и направился к грузовикам.
Старик Кавасджи со второго этажа молча наблюдал за ним, пользуясь преимуществом своего «высокого положения». Затем, подняв лицо к небу, уставился в него полуслепыми глазами, не чувствительными к солнечному свету, и заорал:
– Ты не мог найти другого места? Всегда все неприятности только тут? Тьма, потоп, огонь, драки. Почему не во дворце Таты? Почему не в резиденции губернатора?
Инспектор Бамджи и все остальные посмотрели на него с изумлением, но дальнейшие инвективы Кавасджи потонули в леденящих кровь криках, донесшихся с улицы. Словесные оскорбления, генеалогические поношения, теологические вызовы, летавшие между участниками демонстрации и рабочими, вдруг резко перешли в ожесточенную драку.
– О господи, – тихо произнес Густад. Он подумал о Малколме и докторе Пеймастере.
– Тренировка окончена, – сказал Бамджи. – Начинается отборочный матч.
III
Строительные рабочие были в меньшинстве, но со своими кирками и ломами казались вооруженными до зубов. Некоторые из участников
Темул наблюдал как зачарованный. Когда полетели камни, его сердце забилось быстрей. Он вертел головой туда-сюда, боясь пропустить хоть один, и потихоньку продвигался все ближе к воротам.
– Темул! – предостерегающе окликнул его Густад.
Темул взволнованно помахал рукой и сделал один шаг назад, сжав кулаки.