Такое долгое странствие

Теперь время от времени гремел гром, но оглушительный грохот ливня скрадывал его звук. Внутри общего шума воды он различал и индивидуальные звуки: плоские шлепки по асфальтовой дорожке, пересекающей двор; громкий, раскатистый, как барабанная дробь, треск по оцинкованным навесам; мягкое, словно стук застенчивого гостя, стаккато по оконным стеклам; и громче всех – громыхание пяти водосточных труб, по которым скопившаяся на крыше вода мощными водопадами обрушивалась на землю. Это напоминало ему оркестр, в котором он выделял звуки скрипок и альтов, гобоев и кларнетов, литавр и больших барабанов.

Он почувствовал подергивание в левом бедре. Да – верный признак того, что пришел муссон. И с ним – снова боль. Достаточно острая, чтобы напомнить о мучительных неделях, проведенных в постели. «Джимми, да благословит его бог, так помог мне тогда! Он внес меня, как ребенка, на руках в помещение, где принимал Мадхивалла-Костоправ». Какое же столпотворение там царило! Волонтеры помогали ему управляться: одни переносили больных на носилках или перевозили в инвалидных колясках, другие готовили повязки, два человека расфасовывали разные виды душистых трав и коры по маленьким пакетикам. Этикетки приклеивали самодельным растительным клеем – смесью муки с какими-то вонючими ингредиентами, но ароматы трав перекрывали неприятный запах.

Посреди всего этого, в окружении своих преданных помощников, стоял сам великий Костоправ. На вид он был совершенно обычным человеком, никто бы не догадался, какими удивительными умениями он обладает. На нем были длинное белое дагли[152] и молельная шапочка, он напоминал организатора парсийского свадебного застолья: начальника баберчис[153], надзирающего за всем, от церемониальных объявлений до рассылки помощников официантов с тазиками, мылом и кувшинами горячей воды вдоль столов – для омовения рук пресыщенных гостей.

Но Мадхиваллу за творимые им чудесные исцеления почитали как святого. Он спасал раздробленные конечности, сломанные позвоночники, расколотые черепа – то есть излечивал такие травмы, взглянув на которые даже специалисты, доктора, получившие образование за границей (имеющие дипломы прославленных университетов Англии и Америки), работающие в хорошо оснащенных больницах, только безнадежно качали головами. А Мадхивалла-Костоправ исправлял любые увечья, даже считавшиеся безнадежными, всего лишь с помощью голых рук, своего особого набора трав и коры разных деревьев, а в случае смещения позвоночных дисков – своей правой ступни, которой он наносил тщательно выверенный тычок в поясничную область, быстро возвращавший выпавший диск на место.

Никто толком не понимал, что и как он делает, работа его ног и рук казалась волшебством: пощупает тут, помнет там, согнет, скрутит, повернет – и все в порядке. Быстро, спокойно, безболезненно. Поговаривали, будто он гипнотизировал пациента, чтобы тот не чувствовал боли. Но те, кто наблюдал за его работой вблизи, знали, что этого не могло быть, потому что он никогда не смотрел пациенту в глаза, которые, заметим, в большинстве случаев бывали закрыты. Глаза же самогó Костоправа следили за его руками; они проницали глубоко, через кожу, через жир, через мышцы, до самых костей, до того места, которое было повреждено. Неудивительно, что врачи-рентгенологи проклинали тот день, когда он объявился.

Собрать сломанное бедро Густада будет для Мадхиваллы детской забавой, говорили зеваки. (Когда Костоправ вел прием, зевак вокруг было много: ни доброжелателям, ни поклонникам, ни родственникам пациентов, ни просто любопытствующим – никому не возбранялось наблюдать за его работой, его умения и достижения были открыты для всеобщего обозрения.) Однако зрелище часто бывало страшным до обморока, не для слабонервных. Переломанные тела повсюду: одни лежали, вытянувшись на носилках, другие, свалившись как мешки с костями, – на полу, третьи, обмякши, сидели на стульях, четвертые – забившись в угол, воздух оглашали непрерывные стоны и пронзительные крики. Раздробленные малые и большие берцовые кости, прорвавшие кожу; сломанный плечевой сустав, из-за которого гротескно-неестественно вывернулось плечо; ужасные последствия раздробленного бедра – несчастные со всеми этими повреждениями ждали своей очереди к Костоправу, ждали избавления.

При виде ужасов, каких прежде ему видеть не доводилось, Густад забыл о боли, пронизывавшей его собственное тело. Он пытался представить, чтó могло послужить причиной таких травм. В мебельной мастерской своего деда он иногда бывал свидетелем того, как кто-нибудь отрубал или расплющивал себе часть пальца, но такого не видел никогда. Казалось, что где-то, на какой-то дьявольской фабрике кто-то злонамеренно штамповал столь экстравагантные увечья.