Раннее возвращение Густада совпало с прогулкой Капельки, и он лицом к лицу столкнулся с мистером Рабади. Собака лаяла и норовила схватить Густада за щиколотку, но не доставала до нее благодаря короткому поводку. Тем не менее Густад взорвался:
– Если уж вы не можете обходиться без животного, то, по крайней мере, воспитывайте свою чертову суку!
Это послужило мистеру Рабади толчком, которого он только и ждал. Незадолго до этого
– Вам ли говорить о воспитании животного? Сначала научите своего собственного сына хорошим манерам и дисциплине! Забрать чужие газеты! Где это видано?
– А вы идите и спросите об этом вашу дочь! И прихватите свою сучку, пока я не рассвирепел окончательно! – Густад вошел в дом, оставив мистера Рабади что-то бормотать возле кустов.
– Рошан готова? – рявкнул он, все еще кипя гневом и не в силах приглушить его в голосе.
– Почти. – Дильнаваз недоумевала: что это с ним?
– Хорошо. Я вернусь через две минуты. – Он отправился к общему туалету, схватил стопки «Таймс оф Индия» и «Джем-и-Джамшед» и вернулся, неся их под мышками. Потом попросил Дильнаваз открыть ему дверь. – Этот идиот-собачник говорит, что мой сын украл его газеты, я покажу ему газеты!
Она загородила ему дорогу.
– Успокойся, пожалуйста. Этот человек чокнутый, зачем тебе с ним равняться?
– Говорю тебе: открой дверь и уйди с дороги!
– Но как мы без этих газет оплатим подписку на следующий месяц?
– Ничего, обойдемся без газет! Все равно каждое утро приносит только новые неприятности и ничего больше.
Она сдалась и пропустила его. Зубы у него были крепко стиснуты, от тяжести, которую он нес под мышками, спина ссутулилась, отчего хромал он сильнее, чем обычно. Подскочил Темул, желая помочь.
– ГустадГустад. Пожалуйстапожалуйста. Японесуспасибобольшое.
– Заткнись и проваливай! – не глядя на него, гаркнул Густад.
Темул замер и не решался пошевелиться, пока Густад не вошел в подъезд на другом конце дома. Только тогда, всхлипывая и неразборчиво бормоча, он отошел и остановился на безопасном расстоянии возле мелии.
Густад вскарабкался на второй этаж, к квартире мистера Рабади, и свалил газеты перед дверью. Внутри несколько раз тявкнула Капелька, но к двери никто не подошел.
V
Иголка никак не проталкивалась через лайм. Дильнаваз поднажала, и иголка сломалась пополам. Из фарфоровой курочки, в которой держала свои швейные принадлежности, она извлекла более длинную и толстую иглу. Та вошла легко, лайм соскользнул на кончик нитки, где его остановил узел; нанизывать перчики было гораздо легче, игла протыкала их безо всяких усилий.
Дильнаваз встала на стул и осмотрела вытяжное отверстие над входной дверью. Один угол черной бумаги немного отстал. Она приподняла этот уголок и привязала нитку к одной из горизонтальных перекладин вентиляционной решетки. Бумага опустилась на место, прикрыв ее.
Торопиться некуда, Густад с Рошан будут отсутствовать не менее часа, а то и больше. А теперь – сок. Когда Сохраб приходил в последний раз, она поводила вокруг его головы несколькими лаймами, чтобы иметь запас. Но все равно осталось только три штуки. О, Господи, сделай так, чтобы Сохраб поскорее вернулся. Он навещал ее все реже и реже. А ведь обещал приходить раз в неделю. «Удивительно, что он еще позволяет мне проделывать этот обряд с лаймом, на все остальное он отвечает категорическим “нет!”».
Она подошла к окну позвать Темула. Тот все еще стоял возле дерева.
– Иди сюда, – сказала она. – Сок готов. – Войдя в кухню, он протянул руку за стаканом. – Как у тебя ногти отросли! Разве ты не стрижешь их каждую неделю?
Он стыдливо качнул головой.
– Давай я тебе состригу. – Она взяла маникюрные ножницы. Темул затряс головой и спрятал руки за спину. – Иди, не бойся, – принялась увещевать Дильнаваз. – Неприлично ходить с такими длинными ногтями, они же всю грязь собирают. – Парень не шевельнулся. – Тогда сегодня не будет тебе никакого сока. Хочешь соку – сначала срежем ногти.
Жадно глядя на стакан, Темул протянул растопыренные пальцы, и она схватила их, пока он не передумал. Рука у него была липкая. Края ногтей – неровные, искусанные, а под ногтями – зеленовато-черная грязь. Преодолевая отвращение, она начала стричь, собирая обрезки на маленькую пластмассовую тарелочку.
Взглянув на лицо Темула, она увидела, что он улыбается, – не своей обычной дурацкой ухмылкой, а невинной детской улыбкой. Интересно, о чем он думает? Может быть, при виде маникюрных ножниц представил себе давно умершую маму? Может, что-то все же осталось в его поврежденной голове от счастливых дней детства, до несчастного случая?