– Боюсь, мои слова больно ранят вас, миссис Картхэллоу, и все же лучше сказать все здесь, в тесном кругу, чем оставить для газет. Вы полагали, что мистер Имлисон приедет в особняк первым, а у него сломалась машина, и он на несколько минут опоздал. Обнаружил дверь открытой и вошел, поскольку не сомневался, что кроме вас в доме никого нет. Заглянул в кабинет и действительно нашел вас там… но рядом с телом мужа.
Он ничего не сказал. Не сомневаюсь, что в тот момент просто не мог говорить из-за потрясения. Увидев мужа мертвым, вы решили, что его убил мистер Имлисон. Он же, в свою очередь, сгоряча подумал, что это совершили вы. Именно поэтому мистер Имлисон не выдал своего присутствия, а вы погрузились в переживания и не заметили, что он наблюдает.
Скорее всего он смотрел в щель слегка приоткрытой двери и оттого решил, будто вы пытаетесь устранить свидетельства собственной вины. Наверное, даже заметил, как вы протираете револьвер. Но ему и в голову не могло прийти, что вы стремитесь спасти его.
Как только вы вышли из дома, Лестер проник в кабинет, чтобы, в свою очередь, убедиться в отсутствии опасных следов. Он увидел платок, который вы обронили, торопливо и нервно выискивая возможные улики против него. На самом деле сохранить спокойствие вам не удалось, и это обстоятельство доказывает вашу невиновность. Еще один убедительный факт в вашу защиту – абсолютная беспомощность сочиненной истории.
Мордекай Тремейн замолчал. Лестер Имлисон посмотрел на Хелен Картхэллоу с видом человека, только что познавшего откровение.
– Хелен, – пробормотал он. – Хелен, я не знал.
Думал…
Она уже успокоилась. Самое страшное миновало.
– Слишком поздно, Лестер, – ответила Хелен. – Наверное, так даже лучше для нас обоих.
В ее голосе не слышалось ни горечи, ни жесткости прежних дней. Мордекай Тремейн мягко добавил:
– Хочу сказать кое-что еще, миссис Картхэллоу, чтобы объяснить ваше отношение к мистеру Имлисону и его отношение к вам. Обоим казалось, будто любовь глубока, но кризис подтвердил, что ни один не готов к испытаниям. Каждый мысленно обвинял другого в ужасном преступлении. Старался защитить, не доверяя. Любви не осталось, ее сменил мучительный страх. Вот почему вы держались так жестко и цинично, а мистер Имлисон, хотя и пресекал обвинения в ваш адрес, предпочитал оставаться в стороне. Отдавая платок, он хотел показать, что знает о причастности к преступлению.
– Еще не поздно, Хелен! – взмолился Имлисон, вскочив. – Можно все исправить…
– Нет, Лестер, – отрезала она. – Пропасть слишком велика. Обратного пути нет.
Несколько мгновений он стоял, глядя ей в лицо, а потом медленно опустился в кресло. Несмотря на импульсивный порыв, Лестер сознавал ее правоту. Все, что их связывало, погибло безвозвратно.
Мордекай Тремейн наблюдал эту сцену с сожалением. Несмотря на то что при жизни Адриана Картхэллоу он осуждал роман под носом обманутого мужа, сейчас, при виде печального отречения, его сентиментальная душа глубоко страдала. Романтический настрой не допускал холодного созерцания.
Льюис Холден спас положение, не позволив неловкому моменту превратиться в невыносимо болезненную картину. Викинг стремительно подался вперед и, в упор глядя на Мордекая Тремейна яркими голубыми глазами, театрально воскликнул:
– Нельзя пройти только половину пути, Тремейн! Если Адриана убила не Хелен – точнее, если вы наконец признали, что это совершила не она – и если убил не Имлисон, то кто же?
– Сейчас услышите, – пообещал Мордекай Тремейн.
Ощущение театральности заставило его выдержать паузу. Он обвел собравшихся внимательным взглядом и не смог подавить тщеславного удовлетворения вершителя судеб.
Занервничала даже Хильда Ивленд:
– Не мучьте же нас, Мордекай! Скорее скажите, кто убил Адриана!
Лишь полковник Нил не поддался всеобщему напряжению. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, с легкой, чуть ироничной улыбкой на губах.
Мордекай Тремейн произнес:
– Мужчины и женщины не шествуют по жизни в одном-единственном направлении, а постоянно сворачивают с пути. Время от времени маршруты других людей пересекают их дороги или проходят параллельно – совсем близко. Поэтому в делах подобного рода нелегко выбрать одну-единственную важную линию и следовать по ней с начала до конца, чтобы показать, кто, когда и почему совершил преступление. Искомая правда скрывается в тени иных событий, происходивших в то же время, но не влиявших на главный сюжет, хотя порой все так перемешивается, что затрудняет выбор верного угла зрения.