Такой забавный возраст

– Ой, я тебя умоляю. Я знаю его группу. – Эмира ухмыльнулась. – А еще раньше я встречалась с парнем месяцев десять – конец школы и потом начало универа. Но мы же разъехались далеко, так что тоже вышло непонятно что.

– Ага. – Келли утерся салфеткой и положил руки на стол. – То есть у тебя не было, как бы так сказать, серьезных, взрослых отношений?

Эмира улыбнулась, не переставая жевать:

– Ну, у меня не было и серьезной, взрослой жизни, так что, видимо, нет. Это ты к чему клонишь? Хочешь сказать, что был женат и у тебя есть дети или что-то в этом духе?

– Нет-нет-нет… черт, почему так хочется добавить «насколько мне известно»?

Эмира изобразила приступ тошноты:

– Не надо, пожалуйста.

– Я знаю. Забудь. – Келли тряхнул головой и начал сначала: – С моей последней девушкой мы познакомились еще в университете, но встречаться стали много лет спустя. Сейчас она акушерка в резервации в Аризоне… До того у меня была подруга на старших курсах, мы встречались два года, теперь изредка пишем друг другу «С днем рождения» или «Веселого Рождества». Кажется, она живет в Балтиморе. Еще с одной девушкой я встречался раньше, на первом курсе, совсем недолго. С ней мы до сих пор в хороших отношениях. И еще… раз уж ты отмотала назад до самой школы, то и я, по-честному, должен. В семнадцать лет у меня была девушка, которая была самой богатой девушкой в нашем городе.

Эмира забросила ногу на ногу.

– Самая богатая – это насколько?

Келли поднял палец:

– Я тебе скажу насколько. Она училась на класс старше, у нас была экскурсия от школы в Вашингтон, и человек тридцать летели одним рейсом. Она первая вошла в самолет, а я шел прямо за ней. И когда она нашла свое место, она бросила свои вещи – багаж, все дела – в проходе, а потом просто села. И не стала их убирать.

Эмира cклонила голову, «конский хвост» мотнулся из стороны в сторону.

– Она что, ждала, что ты за нее это сделаешь?

– Нет. – Келли навалился на стол. – Она ждала, что это сделают бортпроводники. Я открыл багажное отделение сверху, а она мне: «Не трогай там ничего!» То есть раньше она летала только там, где ее багаж убирали специальные люди.

– А что, бывают такие самолеты?

– Это просто салоны первого класса.

– О как, – сказала Эмира. – А теперь у нее собственный самолет?

– Вероятно. И живет она небось в Нью-Йорке, я практически уверен. Я запомнил этот случай, потому что… это, может, странно звучит, но для меня это был такой момент утраты иллюзий… знаешь, когда что-то типа щелкнуло и оппа – ты прозрел. И с ней у меня таких моментов было полно – это уже другая история, – но вот тогда, помню, я осознал, что большинство моих одноклассников никогда раньше не летали самолетом и, наверное, в следующий раз полетят очень не скоро. А она привыкла путешествовать первым классом и не понимает, почему тут нет места для ног. И мой семнадцатилетний мозг взорвался: «Ого, а ведь люди живут совсем-совсем по-разному». Ты меня понимаешь?

– Угу, – сказала Эмира. – Да. У меня было как бы наоборот, но то же самое. Я в детстве пошла в гости к одной девочке, с ночевкой, зашла в туалет, а там на полу, прямо в центре, три гигантских таракана. Я завопила, а эта девочка мне: «А ты их просто шугани, они и убегут». – Эмира, иллюстрируя свой рассказ, легонько щелкнула по салфетке, словно подгоняла крошечную овечку. И я такая, типа: Что-что мне сделать?! Теперь-то я понимаю, они же были дико бедные, эта семья. У этой девочки была одна кровать на двоих с сестрой. Но тогда, в тот момент, тараканы мне казались главной проблемой. Они меня поразили, я прямо спросила: «И вы вот так живете?!» А теперь я думаю: эй, стоп. Так живет большинство.

– Вооот, в самую точку! Отличная история. – Келли вытер рот и, вздрогнув, словно от неприятного воспоминания, кивнул. – У меня есть еще одна. Когда я был маленький, мой младший братик обожал сериал «Моиша»[11]. Помнишь такой сериал?

– Еще бы я не помнила.

– Ну да, логично. По возрасту ты ближе к моему младшему брату.

Эмира поморщилась и сказала:

– Ради бога, Келли.

– Прости-прости-прости. Короче, мы сидим всей семьей за столом, ужинаем, и тут мой братик, которому тогда было типа шесть, вдруг ни с того ни с сего: «Мам, а почему “Моиша” – ниггерская хрень?»

Под музыку мариачи, показавшуюся вдруг оглушительно громкой, глаза у Эмиры округлились, а рот скривился, как будто она обнаружила в тарелке волос. А Келли продолжал:

– И наша мама такая: «Чтоо?!» А братик говорит: «Папа Майкла сказал, чтоб я выключил, потому что это…» В общем, я не буду повторять, но брат явно понятия не имел, что эти слова значат. Но я-то был старше, и я понимал. И я знал отца этого мальчика, я его часто видел. И я подумал: Ох и гад же ты, папа Майкла. Самый настоящий гад.

Эмира смотрела на Келли в упор, и сердце ее колотилось вдвое быстрее.