Такой забавный возраст

Эмира потому и сердилась, что видела, знала: миссис Чемберлен – прирожденная мама, в ней есть настоящая мамская харизма. Она всегда предчувствовала, когда Кэтрин собирается заплакать. Она никогда не давала Брайар крекеры «золотая рыбка» на тарелке – только в чашке, чтобы было удобно. Она умела искренне, от души похвалить, когда Брайар сама пристегивалась в коляске или когда Кэтрин уже почти помахала «пока-пока». Но – только в моменты, когда у нее было подходящее настроение. По мере того как Кэтрин росла и хорошела, оставаясь при этом все такой же задумчиво-тихой, Эмира отмечала, что эти моменты выдаются все реже.

И еще одно, думала Эмира, стягивая штаны и садясь на унитаз. Лейни Тэккер вообще-то охеренно милая. Тогда, на дне рождения Брайар, она дважды предложила помочь Эмире и поправила ей ярлычок, выбившийся из-под воротника футболки поло. И да, она слегка прибабахнутая, и у нее дурацкий смех, и накрашена она чересчур ярко; но, между прочим, скрыть от своего ребенка правду о его первом домашнем животном только потому, что к тебе должны прийти гости, – это как раз в духе Лейни Тэккер, которую ты так презираешь.

Кто-то постучал в дверь, и Эмира сказала:

– Я писаю.

– Окей, – отозвалась из-за двери Зара, но все же вошла. Она закрыла за собой дверь и привалилась бедром к раковине. – А я уж думала, ты повесилась на карнизе для шторки.

Вот такую Зару Эмира любила больше всего. Длинные косички по плечам. Темно-синяя сестринская форма. Оранжевые носки в белую полоску. По пятницам Зара была домашняя, уютная. В придачу к тому, что Эмира злилась на миссис Чемберлен и напрасно купила в «Уолмарте» кошачьи ушки, ей еще было ужасно обидно – глупо, по-детски, она это знала, – что приходится делить лучшую подругу с другими.

У Зары было две сестры, одна из которых страдала анорексией, а вторая депрессией, – две болезни, которые, по мнению Эмириной матери, черных «не берут». Кроме энергичности, юмора и острого ума, у Зары было еще одно бесценное качество: не раздражаясь и не осуждая, она всех принимала такими, как есть, – своих родных, пациентов, саму Эмиру. Зара с раннего детства была уверена, что станет медсестрой, но ей и в голову не пришло бы стыдить Эмиру за то, что та до сих пор не придумала, что делать со своей жизнью. Наоборот, Зара часто давала за Эмиру чаевые гардеробщикам (это почему-то жутко раздражало Джосефу), а иногда тайно подбрасывала Эмире деньги на телефон – заплатить за вход или за коктейль в баре. Когда Эмире нездоровилось, она излагала Заре свои симптомы по телефону или в текстовых сообщениях (Зара либо давала подробные рекомендации, либо говорила, что это, скорее всего, газы). Эмира никогда не сомневалась в преданности Зары, однако Шони и Джосефа могли предложить Заре не только дружбу, но и бесплатную выпивку, не то что Эмира, которая вместо ужина часто ограничивалась одним салатиком.

Эмира неловко сгорбилась, прислушиваясь к струйке мочи.

– Извини. У меня был отвратный день.

– Что случилось?

Эмира уперлась локтями в колени. Что она могла сказать? Малышка, с которой я провожу двадцать один час в неделю, явно начинает догонять, что к чему. Каждый божий день я вижу, как она понемногу привыкает к тому, что человек, которого она любит больше всех на свете, не обращает на нее внимания. А она потрясающий ребенок, серьезный ребенок, который обожает узнавать факты и получать ответы, и как такое может быть, что родной матери на это наплевать от слова «совсем»? А на дне всех моих сумок валяются чайные пакетики, и иногда, когда я у кассы лезу за кошельком, на прилавок случайно выпадает какой-нибудь «Эрл Грей» или жасминовый, и я сразу чувствую, что должна бросить эту работу и что никак не могу, никак. В такие моменты у Эмиры возникало чувство, что если не следить за собой, если портить Заре настроение всякой ерундой вроде рыбок и чайных пакетиков, то Зарино безграничное терпение наконец-то лопнет.

– Да нет, глупости всякие, – сказала Эмира. – Потом расскажу.

– Окей. – Зара наклонилась вперед под прямым углом и прошептала: – Но ты должна взять себя в руки и порадоваться за Шони.

Эмира закрыла глаза:

– Ее сейчас многовато.

– Ее всегда многовато, ты же знаешь.

Эмира приоткрыла правый глаз, чтобы проследить за реакцией Зары.

– А еще я ненавижу этого ее Троя.