Такси для ангела

— На кухню никто не входил, — раздался за спинами Теа и Софьи голос Ботболта. — Я следил за коридором. По нашей договоренности с Петром.

Теа послала буряту благодарную улыбку.

— Ну что, удалось наладить телефон? — спросил Чиж.

— Нет. Ничего не получилось.

Впрочем, все моментально забыли о злополучном телефоне. И все оттого, что Теа, получившая неожиданную поддержку в лице Ботболта, рванулась в контратаку. Она перла, как опьяненная кровью и окрыленная успехом армия, волоча за собой повозки с оружием, шлюх и маркитанток. Она теснила Софью в лобовой и брала в клещи с флангов. Но начала Теа с легкого кавалерийского наскока.

— У вас совсем ум за разум зашел, дорогая Софья! Ну, подумайте, если бы я была убийцей, стала бы я подвергать себя опасности и шастать по дому с отравленным шампанским в жилетке? К тому же, прекрасно зная, что все находящиеся в доме в курсе дела! Не проще ли было бы воспользоваться ядом как таковым? А этот яд можно спрятать, где угодно. Например, среди пакетиков со снотворным! Один помеченный какой‑нибудь точкой пакетик, вы как думаете? Этот пакетик так легко извлечь из сумочки и благополучно подсыпать яд незадачливым пьяницам! А ваша отмычка, которую вы с маниакальным упорством не хотите никому показывать! Ею вполне можно было открыть дверь на кухню.

— Чушь! При известной сноровке любой человек может открыть любую дверь при помощи любой шпильки! У вас у самой полно шпилек в голове, дорогая Теа!

— Ну и что? — нисколько не смутилась мулатка. — У меня довольно сложная прическа! Настолько сложная, что я делаю ее раз в месяц, в салоне. Очень дорогом, заметьте! И шпильки мне нужны для того, чтобы поддерживать ее. Я и не скрываю этого!

— Вот! — Софья до неприличия широко развела уголки рта. — Вот! Правило, которое может сделать преступника неуязвимым! Если у тебя есть возможность, не скрывай улику, а выпячивай ее! И придавай ей другой смысл. Это только тайное всегда становится явным! А явное может навсегда остаться во мраке неизвестности! Кому интересно явное?.. Никому!

Выслушав последнюю тираду заслуженной работницы прокуратуры, Теа наморщила лоб и пожевала губами.

— Вы недостаточно точно процитировали, — сказала она после небольшой паузы. — Вы недостаточно точно процитировали дорогую Аглаю, царствие ей небесное! Это ее мысль, а вы примазываетесь! Лучше пишите свои кондовые полицейские романы и не лезьте с суконным рылом в калашный ряд!

— Я не лезу!

— Лезете! Еще как лезете! И если уж речь зашла об уликах… Вам не кажется странным, что улики, указывающей на ваше участие в преступлении, так и не оказалось?

— А почему это она должна быть? Я же этого преступления не совершала, в отличие… В отличие от некоторых!

— И тем не менее… Наш юный друг Петр обнаружил в оранжерее платок, который якобы принадлежал дорогой Минне. Сама Минна раскопала перстень‑фальшивку, который якобы принадлежал мне. И только на вас не было никакого намека.

— Ну и что? Что это меняет?

— Стрельба врассыпную, — неожиданно отозвался Чиж. — На кого бог пошлет!

— Вот! — обрадовалась Теа. — Вот именно. Вы поняли мою мысль, Петя?

Чиж, обрадованный тем, что все внимание переключилось на него, забегал по дорожке.

— С самого начала во всем этом было что‑то неправильное. С самого начала! Платок, а потом перстень… Сами по себе они, может быть, и важны… Но, собранные вместе, они теряют всякий смысл! Они взаимоисключающи, вот что я хочу сказать… Если убийца Минна…

— Я не убийца! — выкрикнула Минна.

— Прошу прощения… Если убийца Минна — то при чем здесь перстень? А если убийца Теа…

— Я не убийца! — выкрикнула Теа.

— Прошу прощения… Если убийца Теа — то при чем здесь платок? Убийца, кто бы он ни был, не стал сосредоточиваться на том, чтобы подставить какого‑то конкретного человека. Он решил подставить всех сразу! Мы можем найти какие угодно следы. И только одного следа мы не найдем. Следа, принадлежащего убийце. Все. Я закончил.

Сочинительница полнокровных животноводческих триллеров и сочинительница вегетарианских иронических повестушек шумно зааплодировали Чижу. А потом, забыв о распрях и склоках, обнялись, расцеловались и повернули головы в сторону Софьи.

— Что скажете, дорогая Софья? — просюсюкала Минна. — Опростоволосились?

— Что скажете, дорогая Софья? — просюсюкала Теа. — Облажались?

Софья, в одночасье ставшая изгоем, затряслась как осиновый лист.

— Я не понимаю… — прошептала она, загребая ртом все окружающее пространство. — Я не понимаю…