Такси для ангела

Ксоло, до этого беспорядочно вертевшаяся возле хозяйки, залаяла. Этот — самый обыкновенный — собачий лай и вернул всех к жизни.

Первым решился Ботболт.

Он осторожно опустился перед Аглаей на колени и коснулся пальцами ее шеи. Ксоло лаяла не переставая.

— Заткните ее, бога ради! Заткните собаку!..

Нервы у Дашки ни к черту, кто бы мог подумать…

Лай перешел в тихое поскуливание. Это поскуливание не оставляло никаких шансов — ни Аглае, ни всем нам.

— Ну?! — Райнер‑Вернер не выдержал первым. — Ну?!

Ботболт поднялся, машинально отряхнул брюки и бесцветным голосом произнес:

— Никакого врача не нужно. Она мертва.

Глава 3

Через полтора часа после убийства

…Никто не знает, сколько часов мы проведем в этом странном доме.

Я даже не уверена, что стылый ночной пейзаж за окном — реальность. Реальность, а не заставка к передаче, которая никогда не будет снята. Ради нее Аглая приехала сюда… Нет, черт возьми, нужно смотреть правде в глаза. Не ради передачи. Таких передач у нее был не один десяток. Она просто не могла отказать себе в удовольствии посидеть на бутафорском троне Королевы Детектива.

И ей это удалось. Почти удалось.

Устроиться на самом краешке и поднять бокал, в котором уже била хвостом ее смерть.

Смерть, которую констатировал случайный холоп случайного человека. Ровно полтора часа назад. Ровно полтора часа назад Ботболт поднялся, отряхнул брюки и бесцветным голосом произнес:

— Никакого врача не нужно. Она мертва.

* * *

…Несколько мгновений все переваривали страшную новость.

— Мертва? — переспросила Минна.

— Мертва? — переспросила Теа.

— Мертва? — переспросила Софья.

— Sie ist tot?![20] — сдавленным шепотом произнес Райнер‑Вернер.

— Мертва, надо же! — Дашка истерически хихикнула. — Мертва.

— Что значит — «мертва»? — Режиссер Фара сделал шаг в сторону тела Аглаи и тут же в суеверном ужасе отступил. — Что значит — мертва?! Да убери же ты, наконец, эту чертову камеру, Петя!..

Все это время камера ни на секунду не выключалась, вот оно что!

Чиж с трудом отклеил от лица глазок видоискателя. Судя по его застывшим зрачкам и сомнамбулической улыбке на лице, — он так до конца и не понял, что же произошло. Камера — во всем была виновата камера. Для камеры не существовало грани между реальностью и воплощением реальности. Любой попавший в объектив человек становился персонажем. А персонажи могут только выйти из кадра, но никак не умереть. По‑настоящему.

— Какой ужас! — совсем по‑женски всхлипнул самец Райнер‑Вернер. — Это сердце, да?

Вопрос застал все общество врасплох.

— Может быть, — сказала Минна.

— Конечно же, сердце, — сказала Теа.

— Скорее всего, — сказала Софья. — Кто бы мог подумать… А выглядела такой здоровой…

— Она действительно мертва? — Дарья уже взяла себя в руки.

— Посмотрите сами, — Ботболт пожал плечами.

— Посмотрю.

Теперь это снова была та самая Дашка, которую я знала тысячу лет: целеустремленная, волевая и несгибаемая. Она решительно двинулась к распростертому на полу телу; так же решительно она двигалась к глянцевым страницам модных журналов. И заполняла причитающиеся ей колонки жесткоструктурированными аналитическими сплетнями.

Но стоило только Дашке приблизиться к Аглае, как Ксоло, скулившая до этого совершенно абстрактно, набросилась на нее с самым конкретным желанием оттяпать половину подбородка.

— Убери эту дуру, — зло бросила мне Дарья. — Или вы не знакомы? С собакой и ее хозяйкой? Ты, я смотрю, не очень огорчена…

Аглая мертва, а я совсем не выгляжу огорченной. Неужели это правда?

Правда. Правда.

Господи ты боже мой, разве можно огорчаться по поводу торнадо? Тайфуна? Землетрясения в восемь баллов по шкале Рихтера? Разве можно огорчаться по поводу наступления ледникового периода, пересыхания Мирового океана, массовой гибели звезд в галактиках № 45, 67 и 89?..

Огорчаться можно только по поводу порезанного пальца. И лишь до тех пор, пока порез не скроется в крошечном, молочно‑белом сугробе пластыря. Примерно такой же пластырь устроился сейчас на указательном пальце Теа. Но кто такая Теа? Самая заурядная мулатка, прижившая с десяток квелых книг от бородатых анекдотов. И кто такие Минна с Софьей — даже пластыря на пальце у них нет!

Аглая — совсем другое дело.

Аглая — звезда.

Звезда, и галактики № 45, 67 и 89 еще будут оспаривать друг у друга право считаться местом ее гибели… Так разве можно огорчаться по этому поводу?

«Огорчаться» — это совсем другая эмоциональная шкала…

— Заткни ей пасть, — снова прошипела Дашка.

Я присела на корточки и тихонько позвала Ксоло:

— Ксоло, девочка, иди к Алисе… Иди, моя хорошая. Алиса тебя любит. Иди, иди сюда…

Спустя минуту несчастная Ксоло вняла моим мольбам. Скулить она не перестала, но, улегшись на брюхо, поползла ко мне. Я перехватила ее и прижала к груди. Еще никогда…

Черт, я, кажется, плачу…

Пока я прислушивалась к своим ощущениям, Дашка по‑мясницки начала распоряжаться пространством вокруг Аглаи. И самой Аглаей.