Вернее, тем, что еще несколько минут назад было Аглаей Канунниковой, Королевой Детектива. Я даже не подозревала в своей подруге такого прозекторского хладнокровия. Если сейчас она вытащит из лифчика хирургический скальпель и вскроет грудину Аглаи, как банку томатов в собственном соку, — я не удивлюсь…
Дарья приложила ухо к цветку в декольте, затем пристроила пальцы к голубоватой жилке на шее и, наконец, распялила Аглаино веко. Одно, а затем другое.
— Она мертва, — ровным учительским голосом отчеканила Дашка, делая ударение на каждом слоге: «Запомните, дети, как пишутся эти два слова. А теперь повторим все вместе, хором. И не забудем поставить восклицательный знак: «ОНА МЕРТВА
!»— Она мертва. Мертвее не бывает.
Это был сигнал. Сигнал стае воронья, заградительному отряду гиен, садово‑огородному товариществу грифов‑стервятников.
— Какое несчастье, — сказала Минна, приближаясь к телу.
— В голове не укладывается, — сказала Теа, приближаясь к телу.
— Нужно вызвать «Скорую», — сказала Софья, приближаясь к телу. — Вы слышите меня, молодой человек?
Ботболт повел раскосыми глазами, но даже не сделал попытки сдвинуться с места. Напротив, присел на корточки рядом с задравшимся подолом Аглаиного платья и стал меланхолично собирать осколки.
— Не стоит этого делать, — раздался голос позади меня. Малокровный, анемичный голос. Этого голоса я никогда не слышала, а если и слышала, то напрочь забыла, кому он принадлежит. — Не трогайте осколки.
Храмовый служка при смокинге пожал плечами, но от осколков стекла все же отступил. А СС, ТТ и ММ синхронно повернули головы: кто это еще разговорился? Я последовала их примеру. Вместе с Дарьей, все еще не желавшей выйти из теплых ласкающих волн смерти Королевы.
За нашими спинами стоял Чиж.
Тот самый оператор «ПетяНоМожноЧиж», бесплатное приложение к камере, бледная телевизионная спирохета, последний козырь режиссера Фары. Все это время он находился в тени своей всемогущей «SONY Betacam» — тени настолько плотной, что я даже не могла рассмотреть его как следует.
Хохолок на макушке, потрепанные джинсики, потрепанная жилетка с таким количеством карманов, что по ним можно было бы рассовать всю Лондонскую публичную библиотеку; потрепанные ботинки армейского образца и полное отсутствие физиономии. То есть, безусловно, что‑то на этой физиономии присутствовало — при близком контакте там можно было обнаружить нос, рот и даже глаза. И все же, все же… Какими‑то смазанными они были, какими‑то совсем тусклыми. Без камеры Чиж смотрелся как сорокалетняя женщина без макияжа, как дом без окон, как павлин без хвоста.
Даже я со своей совсем неброской внешностью могла сойти рядом с ним за супермодель Клаудию Шиффер.
И вот теперь этот павлин без хвоста что‑то пропищал. Малокровным, анемичным голосом:
— Не трогайте осколки.
— А в чем дело? — спросила Минна.
— Мы ведь не можем оставить все так, — сказала Теа.
— Пока не приехала «Скорая», — сказала Софья.
— Пока не приехала милиция, — отбрил Чиж. — Пока не приехала милиция, не нужно трогать осколки.
Пожалуй, я ошиблась. Он оказался совсем не слабосильным, голос Чижа. И анемией он не страдал. Напротив, в нем было что‑то вивисекторское, что‑то заставляющее вспомнить лабораторные реторты, опыты на мышах и пункции плевральной полости.
— Не думаю, что это сердце, — сказал Чиж и деловито бросил Дашке: — Отойдите от тела.
Дарья подчинилась.
Сменив ее на посту № 1, Чиж принялся деловито обнюхивать, ощупывать и осматривать Аглаю. Потом так же деловито переключился на осколки.
СС, ТТ и ММ сбились в отару, Райнер‑Вернер повис у меня на плече, а Дашка демонстративно отошла к шахматам.
— Никто не утверждает, что это обязательно сердце! — топнула ногой Теа.
— Вот именно. Никто не утверждает, — топнула ногой Минна. — Может быть, это астма. Острый приступ, а под рукой не было никаких лекарств…
— Такое иногда случается при астме, — топнула ногой Софья. — Моя собака умерла от астмы. И тоже внезапно. Почти как дорогая Аглая. Я очень страдала…
— Все дело в том, что у нее не было никакой астмы. — Неужели это мой собственный голос звучит так спокойно? — И сердце у нее было здоровым. Она была абсолютно здоровым человеком.
Все три писательницы посмотрели на меня со скрытой ненавистью.
— Абсолютно здоровых людей не бывает, — выступила от лица триумвирата Софья. — Абсолютно здоровые люди уже давно лежат в могилах…
…Беглое обследование длилось не более пяти минут, после чего Чиж самым будничным голосом произнес:
— Она не умерла.
— Жива? — спросила Минна.
— Жива? — спросила Теа.
— Неужели жива? — переспросила Софья.
— Она не умерла, — Чиж затряс хохолком на затылке. — Ее… отравили.
Через секунду раздался грохот падающих шахмат, приправленный Дашкиным гомерическим смехом. Этим смехом ознаменовалось начало очередного акта драмы: Райнер‑Вернер икнул, Ботболт поскреб безволосую щеку, а метрессы приблизились к Чижу и опекаемому им телу Аглаи вплотную.
— Что значит — «отравили»? — Минна, кряхтя и охая, опустилась на пышно взбитые подушки коленей.