— Значит, говорите, прошли все ступени в прокуратуре? — съехидничала Теа. — От столовой на первом этаже до женского туалета на втором?
— И до бухгалтерии на третьем, — съехидничала Минна. — Кажется, вы там заседали последние пятнадцать лет, дорогая Софья?
— И даже не главным бухгалтером, — продолжала издеваться Теа.
— И даже не старшим экономистом, — продолжала издеваться Минна.
Дутая величина Софьи Сафьяновой лопнула, как мыльный пузырь. Меч законности выпал из ее рук, да и весы правосудия значили теперь не больше, чем самый обыкновенный безмен. С килограммом маргеланской редьки на крюке.
— А работали вы ма… — подмигнула Софье Минна.
— А работали вы ши… — подмигнула Софье Теа.
— …нисткой, — хором закончили обе и подмигнули друг другу. — Машинисткой!!! Простой машинисткой, даже без среднего специального! Так что все вы врете в своих интервью!
Н‑да… Если так пойдет и дальше, то мы узнаем много интересного.
— Да ладно, — огрызнулась Софья, усмирив беснующийся рот. — Сами‑то… Минна Майерлинг, она же Мария Моисеенко, старший повар инфекционной больницы № 34. Уволена в 1992 году за систематические кражи продуктов!
Минна‑Мария, не ожидавшая такой прыти от машинистки без среднего специального, почесала отроги груди и со слезой в голосе произнесла:
— А в 1993 году восстановлена. По суду.
— И снова уволена. — Теа, с проворством блохи, переметнулась через линию фронта. — Спустя месяц после восстановления. И не только за систематические кражи продуктов, но и за систематические кражи белья из прачечной больницы.
— Временные трудности, — пробормотала Минна.
— То‑то вы харю… — подмигнула Минне Теа.
— То‑то вы наели… — подмигнула Минне Софья.
— То‑то вы харю наели на временных трудностях! — хором закончили обе и подмигнули друг другу. — Полнокровная вы наша! Кровушку с мясцом девать некуда, вот и пишите про вампиров и маньяков. И про бензопилы на бойнях!
— Да ладно, — огрызнулась Минна, нервно застегивая и расстегивая палехскую брошку. — Сами‑то… Теодора Тропинина, она же Теодора‑Эйприл‑Вивиан‑Октавия Мкамбе, внебрачная дочь гражданина Ганы, отрыжка Международного фестиваля молодежи и студентов…
— 1957 года, — ввернула Софья.
— Его, его! — подтвердила Минна. — После окончания педучилища работала ночной воспитательницей в детских садах. Отовсюду уходила по ходатайству родителей. Дети жаловались на плохой сон, ночное недержание… Без аппетита ели. И вообще… нервничали.
— А все почему? — подмигнула Теа Софья.
— А все почему? — подмигнула Теа Минна. — А все потому, что Теодора‑Эйприл‑Вивиан‑Октавия Мкамбе пичкала детей страшилками на ночь.
— С‑страшными страшилками! Отдай мое сердце!!! — хором закончили обе и подмигнули друг другу.
— А может, это и вправду сердце? — неожиданно возвысил голос Райнер‑Вернер, до этого только икавший и отделывавшийся от реальности негромкими пуками и такими же негромкими междометиями. — Может быть, господин Чиж ошибается и фрау Канунникова скончалась от сердечной недостаточности?..
Напоминание о покойной было таким неуместным, что все три фурии посмотрели на немца с плохо скрытым неудовольствием.
— Эта — от сердечной недостаточности не скончается, — сказала Минна.
— Эта — сама кого хочешь до нее доведет, — сказала Теа.
— У нее вообще сердца нет, — подытожила Софья. — Приглашают тебя на передачу, месяц договариваются… Звонят через день. А потом — за сутки до эфира — задний ход. «Просим простить, у нас произошли подвижки в сценарии, надеемся на дальнейшее сотрудничество…» А иногда и отснимут уже — и родным раззвонишь, и близким, и знакомым… Сядешь смотреть — и что же?! Вырезали!
— Чикнули! — добавила Минна.
— Исполосовали! — добавила Теа. — Ножничками: клац‑клац.
— С ее подачи! Вот так она перекрывает кислород, наглянка! — проскандировали все трое.
Тишина после столь бурного эмоционального всплеска наступила сразу же. Высказав все, что думают, о постылой конкурентке, милейшие женщины потянулись к выходу. Они были у самой двери, когда их остановил голос Чижа.
— Я бы на вашем месте никуда не уходил, — процедил Чиж. — Тем более что кислород перекрыли не вам. В данном конкретном случае.
Выводок писательниц остановился, — как будто каждую из них хлестнули плетью. Или ударили по голове увесистым томом конкурентки.
— Не вам. А ей…
Софья, как человек, в не столь далеком прошлом имеющий отношение к прокуратуре, отреагировала первой:
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что если госпожа Канунникова мертва… Отравлена… И мы классифицируем отравление как убийство. То…
— То?! — переспросила Минна.
— То?! — переспросила Теа.
— То?! — переспросила Софья.
—