Такси для ангела

Если бы не Райнер‑Вернер, я бы не удержалась на ногах. Если бы не диван, Райнер‑Вернер тоже не удержался бы на ногах. Что еще оставалось после подобной сногсшибательной новости? Немец с размаху шлепнулся на упругие кожаные подушки, я с размаху шлепнулась на немца, Ксоло с размаху шлепнулась на меня — так мы и застыли. Если «убийство» было понятием абстрактным и могло относиться к чему угодно, то «убийца» было понятием конкретным и касалось каждого из нас.

Но прежде всего оно касалось Аглаи.

Еще совсем недавно Аглая была живой и здоровой, полной жизни, полной планов; она закончила новый роман, который просто призван был открыть новую страницу в ее творчестве. Ее обожали читатели, ее ненавидели конкуренты, ее домогались журналисты, по ней сохло телевидение. Полоумные Интернет‑фанаты устраивали обсуждения канунниковских детективных ходов на форуме «СТРЕЛЯЙТЕ В ПИАНИСТА»[21]. Полоумные Интернет‑фанатки обсасывали саму Канунникову на форуме «400 УДАРОВ»[22]. Иногда они путали оба этих форума, и мне — среди длинных аналитических посланий — приходилось вылавливать сентенции типа: «О боже! Я видела Ее на книжной ярмарке, и она дала мне автограф. Какая же она милая, боже!!! Help me: существует ли в природе дезик «MEA CULPA» (польз. героин. кн. «ИЗ ГЛУБИНЫ»)? Если да, то где его достать?!»

Теперь все поменялось.

Поменялось в какие‑то жалкие десять секунд.

Ее больше нет. Она умерла не в своей постели — это было бы банально. Она не погибла в автомобильной катастрофе — это было бы тривиально.

Она была убита. Смерть, достойная Королевы Детектива. Лучшего и желать нельзя… Феерическая концовка. Музыка, туш!..

Пока я размышляла над этим удивительным поворотом судьбы, бедра мои как будто тисками сжало.

Проклятый немец!

— Какого черта? — прошипела я. — Вы что делаете?!

— Ничего…

— Вы что, меня лапаете?!

— Was ist das[23] — «лапать»? — в той же тональности прошипел немец.

Надо же, как быстро вылетел ненормативный русский из твоей гнусной головы!

— Уберите грабли, подонок! Извращенец! Нашли время и место!

— Вас только это смущает? — плоско сострила мюнхенская гадина, но руки все же убрала. А потом радостным шепотом сообщила: — Кажется, у меня все в порядке с…

— Да заткнитесь вы, ради бога!

— Вы сами… Дали повод! Сели мне на колени…

Так вот как была истолкована моя минутная слабость! Подскочив, я рванула от извращенца, как от чумного барака, и перевела дыхание только возле Дарьи. Дарья по‑прежнему стояла на шахматном погосте, и вид у нее был самый оторопелый.

— Ну, вы даете! — покачала головой Дарья, издалека разглядывая Райнера‑Вернера, мертвой хваткой вцепившегося в собственный пах. — На одном гектаре с трупом… Это так сильно тебя возбуждает?

— Что — «это»?

— Это, — Дашка кивнула в сторону лежащей на полу Аглаи. — Мертвое тело. Надо же, какой темперамент! Теперь я понимаю, из‑за чего сбежал твой Бывший…

Теперь, по прошествии шести месяцев, Бывший интересовал меня не больше, чем результаты выборов в Великий народный хурал Монголии в 1975 году, но я все же спросила:

— Из‑за чего?

— Из‑за твоих разнузданных сексуальных фантазий. Привязать к себе такого промискуитетчика, как этот гипер‑Гансик, — уметь надо!

— Не говори глупости…

— Надеюсь, ты не думаешь, что это сделала я?

— Что — «это»?

— Это, — Дашка по‑прежнему не отводила взгляда от тела.

— Не говори глупостей, — я даже не сразу сообразила, что она имеет в виду.

— Я ее не убивала. Честное слово…

— О чем ты?

— Я ее не убивала… Ты можешь сказать, что я ее ненавидела… Терпеть не могла. Что для меня она была как кость в горле… Но я не убивала…

— Прекрати сейчас же!

Но Дарью уже невозможно было остановить.

— Да, меня от нее тошнило… Меня вообще тошнит от масскульта… Но я ненавидела ее гораздо сильнее… Чтобы просто взять и вот так… Отравить, как крысу… Когда так ненавидят — не убивают.

— Да? — искренне удивилась я. — Почему?

— Это… — Дашка засопела, пытаясь подобрать самую нужную фразу, самые точные слова. — Это было бы слишком просто. Ты понимаешь меня?

Самым удивительным было то, что я понимала. Моя фанатичная (кто бы мог подумать!) подруга слишком долго культивировала в себе ненависть к прославленной, обласканной, облизанной, обожаемой Аглае Канунниковой; она пестовала эту ненависть, она холила и лелеяла ее, удобряла и подкармливала. Она смахивала пыль с широких листьев ненависти, она подрезала сухие ветки и поганой метлой гнала вредителей. Из крошечного, совершенно неприспособленного к жизни саженца она вырастила могучее дерево….

И теперь спилить его под корень вот так, за здорово живешь?! Засунуть псу под хвост многомесячные усилия? Лишиться любимой игрушки, даже не выставив в продвинутой галерее инсталляцию «Масскультура: Гибель «Титаника»? Не‑ет… Куда проще мысленно уничтожать Аглаины примитивные ценности каждый день, чем навсегда расстаться с самой возможностью такого уничтожения.

— Ты сумасшедшая, — только и смогла выговорить я.

— Может быть, — скромно согласилась Дашка.

— Ты сумасшедшая, но…