Такси для ангела

— Я не пропадал, — Ботболт не оправдывался, он мягко указывал нам на наши заблуждения. — Вот. Железный купорос. Ваш парень что‑то говорил о железном купоросе. Что с его помощью можно определить состав яда… вам повезло. У нас в подвале как раз осталась одна‑единственная банка, строители им пользовались для консервации древесины.

Я принес.

— Долгонько же вы несли, — проворчал Фара. — У вас что, подвал под Петропавловской крепостью? Или под Мариинским театром?

— Зачем же? Он в другом крыле. Вы можете спуститься, посмотреть.

— Увольте.

— Как знаете…

— И вот еще что, Ботболт. У меня пропал мобильный телефон.

— Этого не может быть, — отрезал Ботболт.

— То есть как это — не может? Куда же он, по‑вашему, делся?

— Вам виднее.

— Или вы хотите сказать, что его и вовсе не было?

— Вам виднее.

Лицо Фары накрыла ударная волна самого оголтелого расизма: ах, ты, бурят, мелкая сошка, чурбан косорылый, кобылье дерьмо, от мертвого ламы уши! Ужо я тебе!..

— Значит, мне виднее?! Я же при тебе разговаривал! Не помнишь?

— Вам виднее.

Фара попытался сказать что‑то еще, но махнул рукой, а я снова взяла на себя функции парламентера.

— Ваши телефоны тоже не работают, Ботболт.

— Этого не может быть.

Интересно, в каком гостиничном колледже он обучался?! Скорее всего, в том, где существует только два спецкурса: «вам виднее» и «этого не может быть».

— Проверьте сами.

Ботболт пожал плечами и двинулся к телефону. Как бы я была счастлива, если бы появление Ботболта воскресило еще и телефон!

— Ну? Что скажете? — с убийственной вежливостью поинтересовался Фара после того, как бурят протер трубку вытащенной из кармана салфеткой, а затем швырнул ее на рычаг.

— Этого не может быть, но…

— Что — «но»?

— …вам виднее.

Поменяв местами банку с купоросом и безответного Бодхисатву, Ботболт направился к залу. Мы поплелись за ним. «Чуда не случилось, чуда не случилось, чуда не случилось», — выбивали дробь мои зубы, теперь чуду остается только раствориться в железном купоросе.

Или выпасть в осадок.

…«Пейзаж с телом» при виде Ботболта пришел в неописуемое волнение.

— Вы? — громко выдохнула Минна.

— Вы? — еще громче простонала Теа.

— Вы?! — возопила Софья. — Вы, черт бы вас побрал?!

Они встречали Ботболта как запоздавшего боженьку, как спасенного со льдины полярника, как порнозвезду в расквартированном в непроходимых джунглях артдивизионе.

Остальные накинулись на нас с Фарой.

— Где вы его отрыли? — спросил Чиж, повернув тонкий нос в сторону Ботболта.

— Теперь я наконец‑то могу позвонить в консульство? — затрясся лжетерминатор Райнер‑Вернер Рабенбауэр.

Я с упоением развела руками. Еще ни разу в жизни я не испытывала такого удовольствия, говоря кому‑то «нет»!

— Телефон, значит, накрылся медным тазом? — шепотом поинтересовалась Дарья. — Дервиш поджег Париж?

— Примерно, — расстраивать и без того расстроенное общество сообщением о том, что «близок локоток, да не укусишь», мне не хотелось.

— Скажи болвану‑оператору, чтобы он отпустил меня… Сил нет слушать, как препираются эти стервы…

Я только развела руками. Что поделать, Дашка, я и сама оказалась в вольере, куда согнали обитателей серпентария на время дезинфекции…

Когда волнение улеглось, все взглянули на Ботболта‑мученика новыми глазами: кому только в голову пришло, что в доме, который охраняет такой основательный, такой неспешный желтолицый дух, может быть нечисто? Кому только в голову пришло, что поход за железным купоросом можно трактовать как подготовку к серии ритуальных убийств? Кому только в голову пришло заподозрить невинного, как лифчик старой девы, бурята в сговоре с темными силами?

А сага о рабочих и неоконченном гарнитуре из карельской березы в подвале — трогательная, как куличик на Пасху! Эта сага вызвала у слушателей слезы благодарности.

— Вы сказали, что с помощью железного купороса можно определить наличие яда, — Ботболт обращался теперь только к Чижу. Он инстинктивно, как и полагается рабочей лошадке, понял, кто является хозяином положения на сегодняшний, такой скорбный, момент.

— Можно, в принципе. В полевых условиях, — Чиж даже распух от гордости. И слабый девичий румянец коснулся его щек.

— Я принес.

— А можно ли в полевых условиях позвонить в немецкое консульство? — снова завел свою шарманку Райнер‑Вернер. — Я не прошу чего‑то сверхъестественного?..

— Да, Ботболт, что‑то случилось с телефоном… — Чиж посмотрел на бурята с нескрываемой симпатией.

— Я не знаю, что случилось с телефоном. — Ботболт посмотрел на Чижа с нескрываемой симпатией. — Просто ума не приложу.

— Может быть, вы посмотрите? Вскроете проводку? А?..

— Я не могу.

— Почему? У вас ведь наверняка есть схема коммуникаций…

Ботболт на секунду опустил свои свинцовые азиатские веки. И снова приоткрыл их.

— Схема тут ни при чем. Без разрешения хозяина я не имею права портить его имущество…

В узких и желтых, как масляные светильники, глазах бурята, обращенных к Чижу, плавало такое же масляное сострадание: «О солнценосный, что же я могу сделать, если речь идет о презренном евроремонте? О нечестивых обоях, сатанинских плинтусах и безбожной штукатурке?..»