Инженер Деревицкий ездить не боялся. Он уселся на меллеровский «Лоррен-Дитрих» и приказал доставить его в Варгунихин переулок. Фока Яковлевич, конечно, понял, что это проверка знаний московской географии, и, ничуть не колеблясь, направил машину в сторону Смоленской. Там инженер выбрался, зашел в какой-то дом, появился с дамой. Инженер сел с пассажиркой позади и приказал ехать в 1-й Крончиковский переулок. Фока Яковлевич выбрался на Садовое кольцо, потому что знал - ехать надо в Лефортово. Пассажиры позади оживленно переговаривались, дама смеялась и взвизгивала, когда машина неожиданно подскакивала. Деревицкий строго предупреждал: «Тормозите плавнее». Дама вышла в Лефортове. Был получен приказ ехать в Ксепьинский переулок - возле Хамовнического плаца. Там инженер вышел и приказал явиться Суркову в управу - за шоферским удостоверением.
Получив шоферские права, Ф. Я- Сурков стал работать в той же конторе Меллера, которая сдавала машины с шоферами напрокат.
Хозяин строго следил, чтобы шоферы, сколько бы им ни приходилось ожидать клиента для новой поездки, не спали, имели вид опрятный и веселый. Все мел-леровские шоферы были одеты в синие костюмы, с галстуком. На зиму выдавались валенки. В ту пору место шофера не обогревалось и отделялось от кузова, чтобы не мешать пассажирам дорогой разговаривать. Хозяин учил шоферов, чтобы ни в чем ездокам не перечили, были услужливы, нелюбопытны, в беседу сами не вступали. Все пассажиры были люди богатые или, по крайней мере, знаменитые. Например, в такси часто ездил Ф. И. Шаляпин. Он любил шофера расспросить, откуда родом, женат ли, сколько зарабатывает.
Сколько разговоров о Шаляпине было среди извозчиков и шоферов! Про Шаляпина рассказывали, как он одного извозчика насмерть напугал - сел в пролетку после театра, где выступал в роли Мефистофеля, сел в кроваво-красном костюме черта, с рогами, а простак-извозчик принял его за настоящего черта и со страху чуть не помер.
С Фокой Яковлевичем Шаляпин был добр, разговорчив, познакомил с женой-француженкой, с маленькой дочерью. Рассказывал, что всем баням предпочитает Сандуны, но только ходит туда в воскресенье: когда никого нет. А то мыться не дают, все перестают париться и только глазеют. В воскресенье же пусто, можно даже спеть для себя - в бане голос звонко звучит.
Один раз случилась настоящая беда. Ехал Сурков на Воробьевы горы, в ресторан Крынкина, а таксометр быстро насчитывал рубли. Ехали небыстро, повстречались с лошадью - та перепугалась, ударила копытом в крыло. И вдруг вспыхнул пожар. Машина сгорела - остались только металлические части. Фока Яковлевич успел спастись и вытащить пассажира. Он тяжело переживал несчастье: чем будет откупаться? Но приехал довольный хозяин, привез на место происшествия каких-то людей, которые тут же сочинили бумагу, все подписались, поставил свою фамилию и Сурков - и через несколько дней хозяин получил чистенькими пять с половиной тысяч рублей, отправил их в Германию, и оттуда пришел новый автомобиль. Так что Меллер на том пожаре еще и заработал: сгорела-то старая машина, а новая стоила дешевле.
…К середине войны половина немецких машин навеки замолкла: запасных частей не было, из Германии привезти их было невозможно, хотя кое-что, как ни странно, вдруг появлялось, именное германское, и был среди шоферов вечный разговор - как это удается перевозить то, что куплено за линией фронта?
Таксомоторов в городе почти не стало. Машины мобилизовали для военных нужд, остались они только у самых влиятельных людей. Фока Яковлевич водил теперь французскую машину «Даррак», принадлежала она военному ведомству.
А когда в октябре 1917 года в стране свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, в гараж пришли перепоясанные пулеметными лентами революционные матросы и объявили, что они из Военно-революционного комитета и что машины реквизированы.
В те последние дни Октября «Даррак» лихо бегал по изрытым московским улицам. В него не раз стреляли. Машина оказалась везучей: ни одна пуля не попала в мотор - все по кузову, по стеклам. Один раз днем, когда ехали из бывшего дворца генерал-губернатора, в котором работал Московский Совет, откуда-то пальнули, и машина заглохла. Рассыльные, которые везли указания восставшим на заводы, вышли и стали пробираться пешком. На пустой Тверской улице Фоке Яковлевичу пришлось вылезти и в подозрительной тишине начать ремонт автомобиля. Как пригодилось тут его слесарное мастерство! И как хорошо, что он всегда брал с собой сумку с инструментами. Забыв обо всем на свете, Сурков допоздна провозился с машиной, устранил повреждение, и мотор ожил. И Сурков вернулся в Военно-революционный комитет для выполнения новых заданий.
Вспоминается ему, как в его машине ехали рядом два народных комиссара Советского правительства - Луначарский и Семашко - на заводской митинг.
…Прожита долгая жизнь - девяносто лет. Многое стерлось в памяти, а кое-что вспоминается.