Талантливая мисс Фаруэлл

Несмотря на этот неловкий момент, Бекки почувствовала огромное облегчение. Кен уже не раз заводил речь о банкротстве как о выходе из положения, но Бекки успешно переключала его внимание на другие вопросы. И теперь он услышал от консультанта (которого сам и пригласил), что неизвестно, чем все закончится, так что лучше не начинать. Однако ее мучило неприятное чувство, что Кен все же не окончательно выбросил из головы свою затею — потому что знала его. Ей следует действовать мягче; если будет возражать против его дурацкого плана, он, скорее всего, заупрямится… или начнет что-то подозревать, а это гораздо хуже.

Сейчас Бекки старалась влить в городские счета как можно больше денег. Латала дыры одну за другой, хотя понимала: перекрыть фонтан с помощью пластыря не получится. Вспоминала, с каким отвращением Ингрид произнесла слово «банкротство», как у Кена побелели губы во время беседы с консультантом… и переводила деньги из «Кэпитал девелопмент» — на ремонт детской площадки, на модернизацию радиооборудования пожарных.

Однако новый подход к коллекционированию требовал и новых вложений, то есть ей придется выводить средства с городских счетов в таком же, если не в большем (она надеялась… она сказала себе — нет!) масштабе, чем прежде.

Коллекционер из Чикаго Риба Фаруэлл на художественной выставке в Нью-Йорке с галеристом Полом Мерканеном — фото в журнале «Town & Country». Директор музея Чан Трейлор и известные коллекционеры Фрэнк и Бетти Линсон обедают с Рибой Фаруэлл после шоу — третья страница «Vanity Fair». Риба Фаруэлл беседует с Лиз Фредерик, урожденной Рокфеллер, на частном мероприятии в ресторане «Грэмерси» — колонка «Светская жизнь» в «New York Times».

Натыкаясь на такие фотографии, Бекки сначала вздрагивала, а потом начинала внимательно их изучать. Как смотрится прическа? Жаль, что не видно туфель, — снимки в полный рост попадались редко; и неужели у нее такой рот, когда она разговаривает? Почему дизайнеры не шьют наряды для женщин небольшого роста! Хотя бы среднего… Она придирчиво, как капризная кинозвезда, рассматривала себя, забывая, что проблема вовсе не в том, что взят неудачный ракурс (она притворно смеется над глупым анекдотом Дэйва Цвирнера), а в том, что фото попало в СМИ. И это случалось все чаще.

Ее новая стратегия имела название; хотя вначале Бекки не слышала, чтобы по отношению к ней употребляли слово «комплитист» — пока не погрузилась целиком и полностью в это занятие, ставшее следующей, и весьма масштабной, стадией работы с коллекцией. Бекки не сразу привыкла к тому, что она — комплитист, зато потом наслаждалась даже тем, как звучит этот термин: в нем слышалось слово «артист».

Однако имелись и нежелательные (хотя вполне предсказуемые) последствия — чем известнее становилась Бекки, тем чаще ее узнавали. Возможно, отчасти это было связано с тем, что мир искусства, ранее существовавший для довольно узкого круга, теперь расширился и вобрал в себя моду, кино и дизайн. Журналы, газеты и новые онлайн-форумы стали больше писать о художественных мероприятиях, отмечали, кто их посещает, и публиковали ежемесячные обзоры. Джесса много лет входила в этот круг и часто попадала на фото — вместе со своим противным мужем или без него, но Бекки была относительно новым лицом. Она понимала, что становится все более известной благодаря своим сделкам: у Фаруэлл все карандашные наброски Колдера допарижского периода; Фаруэлл приобрела все девять акварелей такого-то художника — еще до того, как о нем написали в британском «Vogue»… Фаруэлл явилась к нему первой и все скупила.

Она теперь выбирала, кому отвечать на телефонные звонки, а кому — нет, и назначала более высокие цены, когда продавала. Или не продавала — если считала нужным. Иногда это вызывало недоумение и недовольство, однако на звонки самой Бекки отвечали немедленно. Она все чаще получала рукописные приглашения: «Буду рад видеть вас в…», плюс известные всем инициалы. Новый подход к коллекционированию — а вовсе не успех на аукционе «Кристис» — сделал Бекки (Рибу) игроком гораздо более высокого уровня.

Раз в месяц Бекки ездила в Пеорию, в торговый центр на Холлоу-роуд, в восьмидесяти пяти милях к югу от Пирсона: полтора часа на машине. Понимала, что это глупо, и все же ездила. Набирала охапку толстых глянцевых журналов, несла их на кассу — пряча глаза за темными очками и озираясь по сторонам. Оформлять подписку боялась; даже листать их на людях не могла решиться. Библиотека Пирсона выписывала «Vanity Fair», но не «Town & Country» и, уж конечно, не «I. D.», «Art Forum» или «Interview». Никто из ее знакомых в Пирсоне не покупал никаких газет, кроме «Tribune» или «Sun-Times». Если бы все-таки кто-то в городе вдруг увидел одну из этих фотографий, она бы изобразила крайнее удивление: «Неужели?» — и сделала вид, что ей совершенно неинтересно.

А если спросят — почему Риба? Ну, знаете, редакторы… загружены работой, и наверняка это ошибка — должны были написать «Ребекка». Шучу! Хотела бы я быть на ее месте… просто мне, как всегда, не везет.