Талантливый господин Варг

– Он к нам прикомандирован, – поправил его Карл. – Так говорится в приказе. Я его видел. «Прикомандирован к отделу деликатных расследований до дальнейшего распоряжения». Разница, знаешь ли, существует.

Ульф вздохнул. У работы в правительственном учреждении были свои преимущества – уверенность в завтрашнем дне и получка в конце каждого месяца, но были также и недостатки. Были правила и был канцелярит. Были мелочные придирки и требования к процедурам, смысл которых был давно забыт. Была зависть и были интриги. Иногда он думал о том, что было бы, не прими он то судьбоносное решение поступить в полицию. С какой легкостью он мог бы принять то место на курсах для учителей, которое ему тогда предлагали; теперь он, наверное, преподавал бы в школе – математику или географию. Или он мог бы записаться на художественные курсы, куда ему так хотелось пойти, и теперь он выставлялся бы в галереях Стокгольма – или даже Берлина. А может, готовил бы себе скудный ужин из «доширака» в какой-нибудь мансарде, где мерзнешь даже в самый разгар лета; выдавливал бы из тюбиков с краской последние капли, писал бы поверх непроданных картин новые, никому не нужные произведения. Но, быть может, это была бы счастливая жизнь, и нашлась бы какая-нибудь девушка, преданная ему всей душой, которая говорила бы подругам: «Ульф пишет просто гениально – рано или поздно мир это поймет».

Но вместо этого он писал отчеты по реструктуризации, совал нос в чужие, весьма интимные дела, а теперь, ко всему прочему, ему предстояло пить кофе с недоколлегой, который из последних сил цеплялся за свою должность и который мог бесконечно распространяться о правильном питании, о здоровье и о последних способах лечения хворей, с давних пор одолевавших человечество.

Он поднялся из-за стола и украдкой глянул на Анну. Она как раз подняла глаза, поймала его взгляд и улыбнулась в ответ. Это был миг чистого блаженства. Анна была всем. Она была порядочностью и вежливостью, она была надежностью и материнством, она была самой Швецией – и любовью. Всем этим была она. А еще она была чужой женщиной. Да, этим она тоже была, может быть, прежде всего остального.

Когда Ульф вошел в кафе, Блумквист был уже там. Ему удалось найти местечко за одним из лучших столиков у окна, и он сидел там, глубоко погруженный в Sydsvenska Dagbladet [17]. Когда Ульф вошел, он поднял глаза и отложил газету. На столе уже стояли две чашки кофе, явно только что поданные – над ними вился парок.

– Я взял на себя смелость сделать заказ за вас, – сказал Блумквист, наблюдая, как Ульф садится напротив.

Ульф по этому поводу испытывал смешанные чувства. Когда вы заказываете за человека, который еще не пришел, это предполагает определенную степень близости, и в настоящий момент Ульф боролся с раздражением. Он чуть было не сказал: «Я так понимаю, мои вкусы вам известны?», но сдержался, вместо этого сказав Блумквисту «спасибо». Ульф никогда не допускал грубости с коллегами, которые стояли ниже его по служебной лестнице; и всегда был безупречно вежлив с теми, кто не мог за себя постоять.

Блумквист потянулся за своим кофе.

– Знаете, что теперь говорят по поводу кофе? – спросил он.

Ульф тоже взял со стола свою чашку.

– О, они вечно советуют то одно, то другое, верно? Никогда не успеваю за новостями.

– Ну, а я успеваю, – ответствовал Блумквист. – У меня дома есть специальная папка – там я храню вырезки. Такая папка-гармошка, знаете? Они еще могут растягиваться.

Ульф кивнул, мысленно испустив вздох.

– Так вот, я подписал каждую секцию, – продолжал Блумквист. – «Сердце». «Печень». «Рак». «Кожа». «Свободные радикалы». Все категории, которые нужно.

Ульф отпил глоток кофе. Краешком глаза он заметил ту девушку, о которой они говорили на работе, – ту, чей живот был осенен ангелом. Она разговаривала о чем-то с недружелюбным молодым бариста, который снимал в это время синий полосатый передник, вытирая об него руки. Взгляд Ульфа непроизвольно опустился на талию девушки, прикрытую пепельно-розовой блузкой. Под этим покровом, сказал он себе, таится ангел.

– Вы хотели со мной встретиться, – сказал он Блумквисту, решив, наконец, добраться до сути дела.

Тот слегка наклонил голову.

– Да, это так.

Ульф ждал, но продолжения не последовало.

– И? – сказал, наконец, он.

Блумквист опустил глаза.

– Мне немного неловко об этом говорить.

– Со мной вы можете говорить прямо, – сказал Ульф. – Не беспокойтесь. Все, что вы скажете, останется между нами.

Блумквист поднял на него благодарный взгляд.

– О, мне это известно, Варг. Я знаю, как вы относитесь к конфиденциальности.

– Так в чем же дело? – мягко спросил Ульф. – Дома проблемы?

Блумквист быстро отмел это предположение:

– Нет, ничего подобного, – хотя вам наверняка постоянно жалуются на подобные вещи – с вашей-то отзывчивостью.

– Такое бывает, да, – ответил Ульф. Не очень часто, но иногда, – он немного помолчал. – И меня это совершенно не стесняет, правда. Не беспокойтесь, вы можете говорить, что хотите.

Снова наступило молчание, которое тянулось, казалось, несколько минут. Потом Блумквист сказал: