Талантливый господин Варг

– Поразительно, – пробормотал себе под нос Ульф. Ему стало интересно, есть ли еще в Швеции хоть одна собака, способная читать по губам. Он в этом сомневался, хотя – напомнил он себе – когда мы думаем, что мы сами или наши проблемы уникальны, мы, как правило, ошибаемся. Где-то наверняка живет человек с точно такими же, как и наши, мыслями и заботами. Где-то, может быть даже в Швеции, найдется еще одна собака, которая умеет читать по губам – хотя, если вдуматься, Ульф в этом сильно сомневался. Наверное, такая собака существует где-нибудь в Америке, на необъятных просторах, где странные и необычайные вещи становятся вполне вероятными – просто в силу статистики. И эта собака вполне может принадлежать следователю среднего звена, увлекающемуся историей искусства, обладателю серебристо-серого «Сааба». Нет, это, пожалуй, уже совсем маловероятно. Чем больше добавляется деталей к описанию ситуации, тем меньше шансов на то, что найдется кто-то с точно такими же, как и у вас, обстоятельствами.

Ульф посмотрел на Мартина и вздохнул. Мартин, как и большинство собак, практически на сто процентов состоял из преданности. Он жил ради Ульфа; хозяин был его raison d’être, смыслом его существования. А многим ли из нас дано найти в своей жизни такую же, простую и достижимую цель, обусловленную чистой, бескорыстной любовью? Может, и найдется несколько благородных душ, поставивших себе подобную цель, но для нас – для всех остальных – жизнь продолжает оставаться пестрым скопищем случайных прихотей. Любовь к ближним, конечно, тоже где-то присутствует, но ее теснят со всех сторон алчность, и эгоизм, и неоправданные амбиции. Так мы и живем в этом мире, который несовершенен, как нам – в отличие от собак – прекрасно известно.

Китти Варг, колумбийка, жена Бьорна – брата Ульфа – открыла дверь и улыбнулась Ульфу. Пока он до них добирался, зарядил такой ливень, что, преодолев всего несколько метров от такси до их входной двери, он все равно вымок.

– Ты насквозь промок, – сказала Китти, стряхивая капли дождя с его пальто.

– Я не думал, что пойдет дождь, – оправдывался Ульф. – И тут вдруг начало лить, как из ведра.

Он оглянулся через плечо на темнеющее небо, которое тем временем успело приобрести самый мрачный оттенок фиолетового.

– Глобальное потепление, – сказала Китти. – Нас же предупреждали, верно? Говорили нам, говорили. И что, кто-нибудь слушал? Нет, все без толку.

Она жестом пригласила его войти; Ульф вздохнул.

– Никому не нравится, когда им говорят: «Время вышло». Помнишь, как это было в детстве? Приходили взрослые и говорили тебе немедленно прекратить игру, потому что уже пора спать, или мыться, или домашнюю работу делать. Нам это не нравилось тогда – не нравится и сейчас.

Китти рассмеялась.

– Отрицание – чудесный механизм, правда? Дает нам еще немножечко времени, пока не погасили свет.

– А что Бьорн? – спросил Ульф.

Он имел в виду – вернулся ли уже Бьорн из Стокгольма, или еще нет, но Китти поняла его в том смысле, что Ульфу хочется знать позицию ее мужа относительно глобального потепления.

– О, он в это вверит.

Ульф недоуменно нахмурился:

– Во что?

– В глобальное потепление. Он председательствовал на заседании партийного комитета по этому поводу. Они заявили, что поддерживают все, что ученые говорят по этому поводу, – тут она бросила на Ульфа взгляд, который взывал к сочувствию. – Вот в этом я поддерживаю их на все сто.

Ульф понял, что она хотела сказать этим взглядом. Китти политика не нравилась. Она как-то даже призналась Ульфу, как бы она была счастлива, откажись Бьорн от поста лидера партии – понимая при этом, насколько это маловероятно.

– Для него это – все равно что воздух, – сказала она тогда. – У нас в Колумбии есть одна поговорка: «Человек делает то, что он хочет делать». Сказано очень просто, но прибавить тут нечего, верно?

Ульф улыбнулся и потрепал ее по руке. Это был жест солидарности. Ульф подозревал, что положение жены Бьорна не так уж отличалось от положения его брата. Некий бессрочный договор с кем-то, кто был рядом и в то же время, в некотором неуловимом и неумолимом смысле, – не был. Ульф знал это с самого детства, хотя тогда у него просто не было нужных слов, чтобы описать те чувства, которые он питал к брату. Каким-то образом он всегда ощущал отсутствие Бьорна, его самоисключенность из текущего момента, из «сейчас», места, где они находились. Всего только раз, когда они были еще мальчишками, он озвучил свои чувства, сказав брату: «Знаешь, а ведь ты живешь где-то еще. Не здесь, не где живем мы, все остальные». На что Бьорн, посмотрев на него с некоторым недоумением, ответил: «А откуда ты знаешь, где я живу?» На этом их дискуссия и окончилась, но у Ульфа осталось стойкое ощущение, что Бьорн его тогда прекрасно понял.