Талантливый мистер Рипли

Это можно продолжать без конца, подумал Том. И с Мардж им будет не легче. Она будет отвечать на вопросы о Дикки, повинуясь своим чувствам, и итальянская полиция так никогда и не разгадает тайну душевных переживаний синьора Гринлифа. Да он и сам их не разгадал!

– Нет, – ответил Том. – Не могу сказать, чтобы Дикки когда-нибудь разговаривал со мной о своей личной жизни. Я знаю, что ему очень нравится Мардж, – прибавил он. – Она тоже знала Фредди Майлза.

– Насколько хорошо она его знала?

– Видите ли… – Том сделал паузу, будто ему было что сказать.

Tenente подался вперед.

– Поскольку вы какое-то время жили с синьором Гринлифом в Монджибелло, вы, наверное, могли бы рассказать нам о привязанностях синьора Гринлифа вообще. Это очень важно.

– А почему бы вам не поговорить с синьориной Шервуд? – предложил Том.

– Мы разговаривали с ней в Риме – еще до исчезновения синьора Гринлифа. Я договорился о повторной встрече с ней, когда она приедет в Геную, чтобы сесть на пароход, отплывающий в Америку. Сейчас она в Мюнхене.

Том молчал. Tenente ждал, что он еще что-нибудь добавит. Теперь Том чувствовал себя довольно уверенно. Все шло так, как он и думал в самых оптимистических своих замыслах: у полиции против него ничего нет, его ни в чем не подозревают. Неожиданно он почувствовал себя невиновным, что придало ему силы. Он освободился от вины, как от старого чемодана, с которого тщательно соскреб бирку «Deponimento», наклеенную в камере хранения Палермо.

Он сказал прямо, тщательно подбирая слова, совсем в духе Рипли:

– Помню, Марджори говорила как-то в Монджибелло, что не поедет в Кортину, а потом передумала. Но почему – я не знаю. Если это может иметь какое-то значение…

– Но она ведь так и не ездила в Кортину.

– Нет, но, как мне кажется, только потому, что и синьор Гринлиф туда не ездил. Одно можно сказать – он так нравится синьорине Шервуд, что одна она не поедет отдыхать туда, куда собиралась ехать с ним.

– А как вы считаете – не могли ли они поссориться, синьоры Милес и Гринлиф, из-за синьорины Шервуд?

– Ничего об этом сказать не могу. Возможно. Насколько мне известно, синьору Милесу она тоже очень нравилась.

– Ага.

Tenente нахмурился, обдумывая то, что услышал. Он взглянул на молодого полицейского, который, очевидно, слушал их, хотя, судя по его неподвижному лицу, сказать ему было нечего.

Из того, что он сообщил, подумал Том, Дикки предстает как обиженный влюбленный, который не хочет, чтобы Мардж ехала развлекаться в Кортину, поскольку ей нравится Фредди Майлз. Мысль о том, что кто-нибудь – и особенно Мардж! – может предпочесть этого косоглазого быка Дикки, вызвала у Тома улыбку. Но вместо улыбки он изобразил на лице недоумение.

– Вы и правда думаете, что Дикки от чего-то бежит, или же полагаете, что не можете поймать его чисто случайно?

– О нет. Это уж слишком. Во-первых, чеки. Вы, наверно, знаете о них из газет.

– Насчет чеков я не все понимаю.

Офицер объяснил. Ему были известны числа, когда были подписаны чеки, и он знал, сколько людей считает, что они подделаны. Он добавил, что сам синьор Гринлиф факт подделки отрицает.

– Но стоило только банку захотеть встретиться с ним еще раз насчет подделки, совершенной не в его пользу, стоило полицейским в Риме пожелать снова увидеться с ним по поводу убийства его друга, как он неожиданно исчезает… – Tenente всплеснул руками. – Это всего-навсего означает, что он от нас скрывается.

– А вы не думаете, что и его могли убить? – мягко спросил Том.

Офицер пожал плечами, да так и застыл на какое-то время в этой позе.

– Я так не думаю. Факты против этого. Кое-что не сходится. Ebbene – мы разослали радиограммы на все пароходы, которые покидали Италию. Он либо сел на небольшое судно – возможно, даже на рыбацкую шхуну, – либо скрывается где-то в Италии. Или же где-то в Европе, потому что мы обычно не фиксируем фамилии тех, кто покидает нашу страну, а у синьора Гринлифа имелось несколько дней для того, чтобы уехать. Как бы там ни было, он где-то прячется. Как бы там ни было, он ведет себя как виновный. Это неспроста.

Том посмотрел на него с серьезным видом.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы синьор Гринлиф расписывался за получение перевода? Например, за январские и февральские переводы.

– Я видел, как он расписывался за один перевод, – ответил Том. – Но кажется, это было в декабре. Ни в январе, ни в феврале меня с ним не было. Вы всерьез подозреваете, что он мог убить синьора Майлза? – еще раз недоверчиво переспросил Том.

– Настоящего алиби у него нет, – ответил офицер. – Он говорит, что отправился прогуляться после того, как ушел синьор Милес, но никто на прогулке его не видел. – Неожиданно он ткнул пальцем в сторону Тома. – А от приятеля синьора Милеса, синьора Вэна Хьюстона, мы узнали, что синьор Милес с трудом разыскал синьора Гринлифа в Риме – будто синьор Гринлиф пытался спрятаться от него. Возможно, впрочем, синьор Гринлиф был сердит на синьора Милеса, хотя, если верить синьору Вэну Хьюстону, синьор Милес на синьора Гринлифа не сердился!

– Понимаю, – сказал Том.

– Ессо,[78] – заключил tenente.