Талантливый мистер Рипли

«Венеция. 28 февр. 19…

Дорогой мистер Гринлиф!

Ввиду сложившихся обстоятельств, думаю, Вы не сочтете неуместным, если я поделюсь с Вами имеющимися в моем распоряжении сведениями относительно Ричарда; кажется, я был одним из последних, кто видел его.

Я встречался с ним в Риме примерно 2 февраля в гостинице „Ингильтерра“. Как Вам известно, это было через два-три дня после смерти Фредди Майлза. Дикки был расстроен и подавлен. Он сказал, что уедет в Палермо, как только полиция закончит допрашивать его по делу о смерти Фредди. Мне показалось, что он очень хотел уехать, что и понятно, но смею Вам сообщить, что за этим его очевидным нервозным состоянием скрывалась депрессия, – она-то меня и беспокоит. У меня было такое чувство, будто он намеревается прибегнуть к насилию – возможно, даже по отношению к самому себе. Мне также стало известно, что он не хочет больше видеть свою приятельницу Марджори Шервуд. Он говорил, что попытается избежать встречи с ней, если она появится в Монджибелло, и причиной всему – дело Майлза. Я пытался уговорить его встретиться с ней, но не уверен, что мне это удалось. Как Вам, наверное, известно, Мардж благотворно действует на людей.

Я хочу сказать, что вполне возможно, что Ричард покончил с собой. До сих пор его еще не нашли. Очень надеюсь, что, прежде чем мое письмо дойдет до вас, его найдут. Я, само собой разумеется, уверен, что Ричард не имеет ни прямого, ни косвенного отношения к смерти Фредди, но, вероятно, испытанное им потрясение и последующие допросы вывели его из равновесия. Мое письмо вышло печальным, и я очень об этом жалею. Вряд ли мой тон оправдан, и Дикки, возможно, просто будет скрываться (что, скажу еще раз, вполне понятно, учитывая его характер), пока все неприятности не рассеются. Но время идет, и я начинаю все больше тревожиться. Я счел своим долгом написать Вам об этом, хотя бы для того, чтобы Вы знали…»

«Мюнхен. 3 марта 19…

Дорогой Том!

Спасибо за письмо. Это очень любезно с твоей стороны. Я письменно ответила полиции, и один полицейский навестил меня. Я не поеду через Венецию, но за приглашение спасибо. Послезавтра отправляюсь в Рим, куда должен прилететь отец Дикки. Да, я согласна с тобой, что ты хорошо сделал, написав ему.

Меня так расстроило все это, что я слегла с чем-то вроде мальтийской лихорадки – то, что немцы называют Foehn,[82] – к тому же еще и с каким-то вирусом. Я четвертый день буквально не вылезаю из постели, а то съездила бы в Рим. Поэтому извини меня, пожалуйста, за бессвязное и, вероятно, бестолковое письмо – бездарный ответ на твое замечательное послание. Но я должна сказать, что совершенно не согласна с тем, что Дикки мог пойти на самоубийство. Он не такой человек, хотя мне известно все, что ты можешь сказать о тех, кто никогда не обнаруживает своих намерений и т. д. Нет, все что угодно, но к Дикки это не относится. Возможно, его убили на какой-нибудь улочке в Неаполе – или даже в Риме, ведь никто не знает, добрался ли он до Рима после того, как уехал с Сицилии. Могу себе представить – он запутался до такой степени, что и в самом деле прячется. Скорее всего, так и есть.

Рада слышать от тебя, что история с подделкой подписей – ошибка. Я имею в виду, со стороны банка. Мне тоже так кажется. Дикки настолько изменился с ноября, что и почерк его легко мог измениться. Будем надеяться, что к тому времени, когда ты получишь это письмо, что-то произойдет. Получила телеграмму от мистера Гринлифа насчет Рима – только о ней и думаю.

Хорошо, что наконец-то узнала твой адрес. Еще раз спасибо за письмо, совет и приглашение.

С наилучшими пожеланиями,

Мардж.